Читать «Гадкий утенок, или Повесть о первой любви» онлайн - страница 51

Наталья Баклина

— Ну, елки-палки, это же мне на полчаса возни! А идти неприятно — колются! — пожаловалась она вслух. Лукавила. Не так уж они ее и донимали, эти колючки. Но очень уж повод был хорош: повертеться перед Женькой, повытягивать ножку, повыгибать спинку, рассматривая, что там у нее сзади.

— Жень, сзади много налипло?

— Нет, ниже колен только. Давай, помогу. Женька присел сбоку на корточки и начал выдергивать мелкие колючки, а Шурочка протягивала к нему ногу, отставив ее на носок и вытянув в струнку, как балерина. И чувствовала себя абсолютно счастливой.

Мишка-тракторист оказался высоким белобрысым парнем с простым лицом, на котором запросто отражались его эмоции. Радость от встречи с Женькой. Восхищение Шурочкой. Искренность, когда он позвал:

— Женька, мы сегодня баню топим. Хочешь, приходи. И девушку приводи.

— Пойдешь? — спросил Женька Шурочку на обратном пути к овражку — Ты любишь париться?

— Не-а, у меня голова сразу болит. Хотя помыться надо.

— Ну и пойдем вечером, помоемся.

— В смысле? Вместе, что ли? Ты что? — оторопела Шурочка.

— Почему вместе? Я — с Мишкой, ты — с сестрой его. Пойдешь?

* * *

Баня у Мишки оказалась не такой, как у Лизаветы. У той была банька с маленьким предбанничком с лавкой и вбитыми в стену гвоздями для одежды и маленькая парная с печкой-каменкой, которая занимала чуть ли не половину пространства. Достаточно было плеснуть на пол ковш воды, чтобы она наполнилась паром. У Мишки же «баней» называлась довольно приличная избушка. Уж какой-нибудь Бабе Яге места поселиться вполне хватило бы! Предбанник был раза в полтора просторнее Лизаветиного и вкусно пахнул сухим березовым листом. Запах издавали развешанные на стене веники.

Сама парная — темные стены, полок в два этажа, массивная печь в углу — вместила бы человек пять желающих. А уж Шурочке и Аленке, Мишкиной сестренке и вовсе можно было в прятки играть.

Парни отправили их в баню первыми — мол, мойтесь по-быстрому, а уж потом мы. Шурочка и старалась по-быстрому — жарко было и темновато, тусклая лампочка у входа только и давала света, чтобы шайку с мочалкой разглядеть. Шайка — овальный оцинкованный тазик, мочалка — комок каких-то волокнистых лент, похожих на плоские стебли. Нет, в ванной лучше, решила Шурочка и окатила себя из шайки водой. Но пахло в бане здорово — теперь уже распаренным березовым листом: Аленка замочила в тазу два березовых веника.

— Шура, париться будете? — Четырнадцатилетняя Аленка говорила ей «вы», и от этого Шурочка чувствовала себя важной пожилой теткой.

— Не, Ален, не буду, у меня и так голова болит!

— А хотите, я вам спину потру?

— Потри, пожалуйста, и давай на «ты». Аленка взяла пахнущий хвоей брусок мыла — в тусклом свете был неопределенного цвета, но Шурочка знала, что мыло зеленое. Этим «Хвойным», да еще хозяйственным мылом только и торговало местное сельпо. И шампунями — «Лада» и «Яичный». (Шофера, Шурочка слышала, хохмили в магазине по этому поводу, что, мол, «Лада» — женский шампунь, а «Яичный» — мужской. «Почему?» — не поняла тогда Зинка-продавщица. «Так ведь для яиц же!» — гоготали мужики.) Аленка намылила мочалку-рогожку — та быстренько запенилась — и пенным комком начала тереть Шурочкину спину. Мочалка терла жестко, но приятно.