Читать «Баллады, фантазии и сказы» онлайн - страница 10

Константин Случевский

НОВГОРОДСКОЕ ПРЕДАНИЕ

Да, были казни над народом… Уж шесть недель горят концы! Назад в Москву свою походом Собрались царские стрельцы. Смешить народ оцепенелый Иван епископа послал, Чтоб, на кобылке сидя белой, Он в бубны бил и забавлял. И новгородцы, не переча, Глядели бледною толпой, Как медный колокол с их веча По воле царской снят долой! Сияет копий лес колючий, Повозку царскую везут; За нею колокол певучий На жердях гнущихся несут. Холмы и топи! Глушь лесная! И ту размыло… Как тут быть? И царь, добравшись до Валдая, Приказ дал: колокол разбить. Разбили колокол, разбили!.. Сгребли валдайцы медный сор, И колокольчики отлили, И отливают до сих пор… И, быль старинную вещая, В тиши степей, в глуши лесной, Тот колокольчик, изнывая, Гудит и бьется под дугой!…

КОРОНА ПАТРИАРХА НИКОНА

Ф. М. Маркову

Есть в Патриаршей ризнице — в Москве Среди вещей, достойных сохраненья, Предмет большого, важного значенья, Дававший пищу некогда молве, Теперь в нем смысл живого поученья, И этот смысл не трудно уловить… Корона Никона! В ней — быть или не быть Царева друга, гордого монаха, В ней след мечты, поднявшейся из праха; И так и чувствуешь какой-то смутный страх, Как бы стоишь у края грозной кручи… Двум бурям не гудеть из той же самой тучи, Двум солнцам не светить на тех же небесах! И так и кажется: с церковного амвона, Первовестителем духовного закона, Он, Никон, шествует народ благословить; Покорный причт толпится; услужить Торопится… На Никоне корона! Вот эта самая! По узкому пути В неясном шепоте проносится толпою, Что будет летописью, быв сперва молвою: «Смотри, смотри! Бес вышел мир пасти! Два ценные венца несет над головою, Их будет семь! Он в злато облечен, Идет святителем, в нем бес неузнаваем, В святом писании он назван Абадонн… Слыхали ль? Нет? В ночи к палате царской Кольчатым змеем бес по лестнице всползал, Играл с венцом царевым, проникал В синклит духовный и в совет боярский… Смотри, смотри, как шапка-то горит! Царев венец на ней не по уставу! То бес идет! Ведет свою ораву, Он тех прожжет, кого благословит»… Молва, молва! В твоем ли беспокойном Живом сознанье слышится порой, В намеке быстром, в помысле нестройном, Призыв набатный силы вечевой! В твоем ребяческом и странном измышленье Горит в глубокой тьме, в таинственном прозренье, Сторожевая мысль по дремлющим умам! Созданиям молвы, как детям в царство бога, Открыта издавна широкая дорога До недр истории, ко всем ее мощам… Корона! Шутка ли? Забытая, немая, Объята грезою несбывшегося сна, Она лежит теперь безмолвна и пышна, Того, что думалось под ней, не разглашая. Вокруг оглавия поднялись лепестки, Блестя алмазами, высоко проступили И царственным венцом отвсюду окружили Монашеский клобук, зажав его в тиски. В ней мысль воплощена, рожденная недаром! Отвага в ней была и на успех расчет… В ней были мор и смрад, и веяло пожаром Всего того, чем силен стал народ! В ней что-то чуждое воочию слагалось: К родной нам церкви язва присосалась, Опасным замыслом был мощный ум объят, Годами бед и зол неслыханных чреват. Но где-то там, внизу, в толпах, сознали рано, Стихийной силою всей чуткости своей, Что может изойти из гари и тумана Двух перевившихся в единое огней! Борьбой неравною народ мог быть осилен! Как с патриархом быть — он сам пути нашел: Ведь Никон — еретик, он книги перевел Неверно с истиной, в них ряд улик обилен, — И Никон пал, и начался раскол… Народ метет порой великим дуновеньем… Наскучив разбирать, кто прав и кто велик, Сквозь мысли лживые, с их долгим самомненьем, — Он продвигает вдруг свой затемненный лик: «Я здесь, — гласит тогда, — и вот чего желаю! Вот это, — молвит, — мне по сердцу, по плечу! Чего мне надобно, ясней других я знаю, А потому-то вас, как грезу сна, свеваю, Вас, жаждущих того, чего я не xoчy!» Народ… Народ… Он сам сложил свое былое! Он дал историю! В ней все его права! Другим успех и мощь в том или в этом строе, Жизнь в наслоениях, законы в каждом слое, Призванья пестрые… Но нам нужна Москва, Москва единая над неоглядной ширью Разбросанных везде рабочих деревень, Нам, нам, — нехитрый быт, родных поверий сень И святость догмата, с Каноном и Псалтырью! Нам песня, полная суровой простоты, И дни короткие, и жгучие метели, И избы дымные, и жесткие постели; Несдержанный разгул, безумные мечты… Нам заповедный труд томительных исканий, Особый взгляд на все, на жизнь, на смерть, на честь… Но у кого же, где в годины испытаний Мы силы черпаем, которые в нас есть? Чей голос слышится, когда, гудя громами, Война кровавая струит свинцовый дождь?! Народ несет хоругвь отборными сынами, — Чтоб закрепить могильными холмами Живой своей души испытанную мощь! Народ давал руля, когда в глухих порывах Тяжелых смут, среди кипящих волн, Случалось проводить в бушующих извивах Стремнин губительных наш заповедный челн… И будет так всегда… О! Кто ж вести возьмется Народ на новый путь неясных благостынь! И что дадут ему за то, что отберется? Что тронет сердце в нем, и чем оно забьется Над усыпальницей развенчанных святынь? Кто душу новую, из новых сочетаний, Путем неведомых и темных волхвований, Как вызов божеству, на русский люд соткет, И этой новою, улучшенной душою Наполнит в нем все то, что станет пустотою, — И что же, что тогда заговорит народ?..