Читать «Медитации на Таро. Путешествие к истокам христианского герметизма» онлайн - страница 21

Эта платонистская концепция сознания заслуживает пристального внимания, поскольку она может быть использована в качестве предварительного комментария к ночной беседе Христа с Никодимом, где речь идет о восстановлении целостности сознания, что и составляет цель христианской Йоги.

Христианская Йога имеет целью не единство как таковое, но, скорее, единство двоих. Это очень важно для понимания предлагаемой точки зрения относительно ключевой проблемы единства и двойственности, поскольку сама эта проблема может открыть для нас двери к подлинным божественным таинствам, божественным мистериям, но может и закрыть... возможно, навсегда. Все зависит от того, как ее понимать. Мы свободны принять решение в пользу монизма и сказать себе, что может существовать лишь одна-единственная сущность, одно-единственное бытие. Мы можем также, опираясь на внушительный исторический и личный опыт, принять решение в пользу дуализма и сказать себе, что в мире существуют два начала — добро и зло, дух и материя, — и что эту двойственность, хотя она в корне совершенно непостижима, следует принять как неоспоримый факт. И наконец, мы можем решить в пользу еще одного воззрения, полагающего во главу угла любовь как космическое начало, которое предполагает двойственность и постулирует ее не субстанциальное, но сущностное единство.

Эти три точки зрения лежат, соответственно, в основе Веданты (адвайта) и учения Спинозы (монизм); манихейства и некоторых гностических школ (дуализм); и наконец, в основе иудеохристианской традиции (любовь).

Чтобы достичь в рассмотрении этой проблемы большей ясности и глубины, возьмем в качестве отправной точки сказанное относительно числа два в книге Луи-Клода де Сен-Мартена «О числах».

«Теперь, чтобы показать, как связаны они [числа] с основой их деятельности, начнем с рассмотрения того, как действуют единство и число два. — Когда мы созерцаем важную истину, такую как универсальная сила Творца, Его величие, Его любовь, Его бездонный свет и тому подобные атрибуты, мы целиком переносимся к этой высшей модели всех вещей; все наши способности прилагаются к тому, чтобы исполниться Им, и в действительности мы лишь становимся единым с Ним целым. — Таков активный образ единства, и число один в наших языках является выражением этого единства, или незримого единения, которое, существуя сокровенно во всех его атрибутах, равным образом должно существовать между единством и всеми созданными им творениями. Но если, вознеся все наши способности созерцания к этому универсальному источнику, мы обратим свой взор к самим себе и исполнимся собственным самосозерцанием таким образом, что именно самих себя будем рассматривать в качестве этого источника внутреннего света или приносимого им удовлетворения, то с этого момента мы создаем два центра созерцания, два раздельных и враждующих принципа, две основы, которые между собой не связаны; и в конечном итоге мы создаем два единства — с тем различием, что одно из них подлинное, а другое — мнимое. ...Разделить существо — значит разделить его на две части; значит проследовать от целого к свойству части или половины, — и именно здесь источник беззаконной двойственности... Этого примера достаточно, чтобы показать рождение числа два — показать корень зла...» (118: pp. 2—3).