Читать «У.е. Откровенный роман...» онлайн - страница 272

Вечером, в Париже, когда я обсуждал эту тему с двумя европейскими экономистами российского происхождения, они мне сказали:

– Тебе улыбаются американские и французские пограничники вовсе не потому, что они к тебе хорошо относятся. А потому, что в их рабочих правилах им предписано говорить «Бонжур» и «Вэлкам хоум!».

Внимание, Владимир Владимирович! Вот рычаг! Вот звено, которым можно вытащить из души остервенелого народа всю ржавую совковую цепь! Вы же президент! Так впишите в Устав пограничной службы первое правило: улыбаться и говорить «здрасте» приезжим! Чтобы только с этого и начиналась Родина. И в трудовое законодательство страны тоже впишите: улыбаться и говорить «здрасте» посетителям! И обязательно проведите, продавите эти законы через Думу, чтобы эти простые правила внутреннего доброжелательства друг к другу проснулись наконец и у думских депутатов. Без этого не заработают никакие другие реформы даже при самых крупных инвестициях. Те же мои парижские друзья, обсуждая Ваши реформы, сказали мне:

– Какой бы фурор ни производил Путин в Гамбурге или на других саммитах, Россия не получит никаких серьезных западных инвестиций, потому что в России к ним подход один: дайте нам ваши деньги, а куда и как их потратить, мы сами разберемся. Но России и не нужны западные инвестиции! России нужны российские миллиарды, вывезенные русскими за рубеж. Вот если Путин сумеет создать систему, при которой эти деньги вернутся вместе с хозяевами, то уж эти русские не дадут исчезнуть ни одному доллару в черной дыре российской экономики, они заставят каждый цент работать на дело.

– Но как же это сделать? – вскричал я. – Подскажите! Я доложу Путину в следующем донесении!

– Не нужно его торопить, – было сказано мне. – Пока он все делает правильно…

Хорошо, Владимир Владимирович, я не стану торопить Вас с системными экономическими реформами, это не моя профессия. Но духовная, душевная сфера – это по моей части. И вот Вам пример, как просто это работает.

Лет десять назад, когда я жил в Нью-Йорке, в Бронксе, прилетел ко мне в гости московский приятель в немалых правительственных чинах. Высокий, крупный, пожилой, на лице бдительно-партийное отчуждение ко всему американскому. У советских, как известно, собственная гордость, на буржуев смотрим свысока. Вечером, в день его прилета, посидели, отметили его приезд, он высказался по поводу нашей загнивающей демократии и бездуховности. Лег спать. Но в силу перехода через восемь часовых поясов встал в шесть утра, облачился в спортивный костюм и бодро побежал на пробежку. Я встал в семь – его уже не было. В семь тридцать – нет, в восемь – нет. Я забеспокоился – это хоть и белый район, но все-таки Бронкс, а человек по-английски – ни слова. В полдевятого, когда я уже звонил в полицию, является. Улыбка до ушей, глаза сияют, лицо счастливое. Я спрашиваю: в чем дело, где ты был?