Читать «Аргун» онлайн - страница 18

Затем отрывается от своего занятия, смотрит на меня и лыбится во все лицо:

— А ты не знал?

После награждения перед нами выступает представительница Комитета солдатских матерей. Это боевая, смолящая папироской баба лет сорока, с большим телом, деятельная, еще не утратившая своей миловидности. У нее прокуренный командирский голос, и она умеет материться, как заправский прапор.

Она говорит простые вещи: о том, что всех задрала уже эта война, о том, что мир не за горами, о том, что нам осталось потерпеть еще немного, что нас дома ждут и помнят. В доказательство она привезла нам подарки.

С этими словами она раздает нам картонные коробки. Каждому по одной. В них лимонад, печенье, конфеты, носки. Получается богато.

После церемонии командиру полка устраивают баню. Он парится долго. Наконец процессия выходит из парилки; полуголое начальство рассаживается в теньке под брезентом и пьет водку. С представительницы периодически спадает простыня, в глаза брызгает пышным белым телом. Она совсем не стесняется. Вскоре и мы перестаем стесняться. Даже Аркаша воздерживается от шуточек по этому поводу. Нам нравится эта женщина, и никто не смеет осудить ее, привезшую на войну пацанам конфеты. Она — единственная, кто за последние месяцы обратился к нам по-человечески, и мы безоговорочно прощаем ей все то, что никогда не простим полкану, — и это полуголое братание с офицерами, и пьянство, и стоящую на столе как закуска коробку с солдатской гуманитаркой. В конце концов, она преспокойно могла бы пить в Москве, не подставляясь под пули, а вот поди ж ты, приехала сюда, тряслась по горам в колонне от Моздока, и ничего ей не надо ни от нас, ни от этой войны, даже телевидения нет.

Перед отъездом она собирает телефоны и адреса — кому позвонить, кому написать, мол, жив-здоров ваш ненаглядный, все с ним в порядке. Всех нас она называет ребятушками, даже Аркаше говорит «сынок», хотя ему уже прилично за сорок. Его рябая рожа расплывается в улыбке, он обращается к ней на ты, оставляет свой телефон: может, после войны свидимся. Я тоже подхожу, даю телефон. Узнав, что я москвич, она навскидку фотографирует меня, потом обнимает с десяток попавшихся под руку солдат, легко прыгает на броню, и кортеж уезжает. За забором какое-то время клубится пыль, потом и она оседает.

Мы стоим перед закрывшимися воротами, как осиротевшие дети. Нам кажется, что это действительно уехала наша мать, наша общая мать, а мы — солдаты, ее дети, — остались здесь.

— Хороша баба, — говорит Аркаша, улыбаясь. — Мариной зовут. У нее сын где-то здесь. Ездит по частям, все его ищет. Жалко ее.

Пока полкан находится в батальоне, нас загоняют в усиленный караул на крыши. Высокое начальство должно видеть, что мы несем службу как надо.

Мы забираемся на мясной цех, разбрасываем ногами ржавые осколки, которые лежат здесь неизвестно с каких обстрелов, и рассаживаемся на раскаленном рубероиде. У нас с собой четыре коробки гуманитарки, мы раздеваемся и раскладываем жратву на кителях.

— Именем Российской Федерации гвардии мяса рядовой Фикса награждается орденом Сутулого второй степени с присвоением пожизненного права стоять под стрелой, работать вблизи ЛЭП и переходить дорогу на красный свет, — торжественно объявляет Аркаша и прилепляет Фиксе на грудь печенюшку.