Читать «Гилгул» онлайн - страница 21

Иван Сербин

***

«- О-ат… – Кто-то тронул его за плечо. – О-ат по-ыпаться. О-ат. По-хо. О-ат. По-хо. Лот открыл глаза и резко повернулся. Рядом с лежанкой на корточках сидел Исаак, тихий помешанный, живущий по соседству с глинобитной хижинкой его дочери. В тусклом свете масляного светильника сумасшедший казался оплывшей бесформенной грудой. В основном из-за лохмотьев, которые носил не снимая, сообщая всем, что тряпье, надетое на него, – его собственная кожа. Он и мылся в тряпье, старательно протирая почти истлевшую, вонючую одежду песком или куском жесткой губки. На руках и ногах толстяка образовались гниющие язвы, с которых клочьями свисали струпья отмершей плоти. Последние полгода безжалостное тление затронуло и лицо Исаака. Сгнившие губы, белые, сочащиеся гноем, беззубые десны и проваливающийся нос делали сумасшедшего не просто отталкивающим, а вызывающе безобразным. К тому же от толстяка нестерпимо воняло. Странно ли, что большинство адмийцев откровенно сторонились бывшего содомлянина. Лот принадлежал к меньшинству, которое жалело несчастного. Время от времени он приносил Исааку что-нибудь из фруктов, сваренную рыбу или размоченный в воде хлеб. Другого Исаак есть уже не мог. Как не мог и нормально разговаривать. В несчастном толстяке Лот видел будущее своей младшей дочери. Помешанной, как и большинство жителей Адмы. Исаак отвечал Лоту преданной, почти собачьей любовью. Он ждал каждого появления Лота на улицах Адмы, а завидев, наблюдал издалека с немым обожанием, улыбаясь сгнившими губами. Теперь гниющая груда плоти сидела рядом с лежанкой, напоминая огромную жабу.

– Что случилось, Исаак? – прошептал Лот, приподнимаясь на локте и вглядываясь в противоположный угол лачуги, где мирно спали жена и дочери. Он почувствовал тревогу. Никогда еще Исаак не позволял себе войти в чужой дом. Даже когда звали, он лишь смущенно улыбался и испуганно пятился, словно боялся, что за согласие его изобьют или, того хуже, казнят.

– О-ат и-ти И-акк. По-хо. «Лот идти с Исааком. Плохо». Лот более-менее научился понимать бессвязный язык сумасшедшего.

– Что плохо, Исаак? – спросил он, сбрасывая накидку и поднимаясь. Толстяк указал на задернутый пологом дверной проем и механически закачал головой, застонал, словно ему причинили страшную боль.