Читать «АААА» онлайн - страница 13

Василий Павлович Аксенов

Закат выдавал изгнаннику прощальный спектакль по первому классу. Драматургия небес развивалась от смородиновой кучности до желеобразного загустения, то есть от раннего Ренессанса до предреволюционной декадентщины. И как последнее ободрение сквозь продольные разрывы светились ризы Величавой Вечной Жены.

Вмешательство государственного пса в его жизнь ошеломило поэта. Он лихорадочно бросал в свой сидор личные вещи: электробритву «Харьков», пасту «Поморий», плащ «Дружба»…

«Послушай, – сказал он мне, – что, если я оставлю тебе свой надувной матрас?» «Я не знал, что у тебя при себе надувной матрас», – сказал я. Он метнул на меня взгляд, полный страдальческого огня. «Да ведь не купались же еще ни разу, вот я и не вытаскивал этого надувного матраса. Просто не надувал еще этого матраса, вот и все! Что толку дуть, если купаться холодно? Вот потеплеет, ты и искупаешься, Бэзил, поплаваешь. Лады?»

Мне хотелось его как-то успокоить, перевести эту гадкую историю в план хохмы. «Ну, конечно, Толяй, оставляй свой матрас, что за вопрос. Вот потеплеет, я на нем и уплыву на Готланд. У тебя не получилось, так у меня авось получится».

«Перестань болтать!» – вдруг вскричал поэт и зашагал по комнате так резко, что ходуном пошли полы, а каперта с маркизами и пастушками переменила плоскость, будто вдруг обретя объемность. «Ты что, не понимаешь, что происходит?» – жарко шепнул он мне прямо в ухо.

В это время что-то зазвенело на дворе. Мы выглянули, увидели миссис Саар. Не зная, как нас позвать на ужин, она держала перед собой бокальчик и звенела в нем ложечкой. На лестнице Найман приостановился. «Эн-Бэ возьмешь?» – «Nota bene, что ли?» Возникала какая-то фальшивая ситуация, я оказывался как в привилегированном положении со своим «разрешением по месту жительства», а мой друг – среди гонимых. «Шутка неуместная и неудачная!» – с непонятной горячностью и суровостью бросил он. «Так скажи тогда, что за Эн-Бэ?» – озлился я. «Бердяев, – сказал он, – Николай». Я тогда заговорил в популярной тогда манере футболиста: «Об чем разговор, Толик! Ясно, возьму Николая книгу под названием „Самопознание“. Да я всем неплохим во мне обязан книгам, в натуре. Что ты, Толик, да я с этим Эн-Бэ, да на надувном матрасе…» Тут он с силой дернул меня за руку: «Ты просто охерел! Заткнись!»

Ужинали мы молча. Саары смотрели на нас с сочувствием. Они явно не понимали, чего добивался русский офицер от двух русских «студентов». О чем вообще могут спорить между собой русские?

После ужина мы вышли на улицу, если можно так назвать пространство между домом и двумя сараями. Наконец-то стемнело, хотя контуры леса все еще выделялись на фоне густо зазеленевшего теперь неба. Мы курили возле забора, и Найман развивал свою версию событий. Его выслеживают люди из ленинградского «Большого Дома». После смерти Ахматовой они ходят за ним по пятам. Видимо, боятся, как бы он не передал что-нибудь из наследия на Запад. Это они приказали пограничному полковнику изгнать его с острова.

Версия вполне возможная, кивал я, но не исключено и другое: просто русский хам Волков хочет унизить эстонского хама Томсона. Найман с досадой отмахнулся. Я просто многого не знаю. Если бы все знал, не искал бы других версий. Не исключено, что они его обратают прямо в аэропорту, в 11.30.