Читать «Скучно в городе Пекине» онлайн - страница 8

Алексей Бабий

Увы, я не пишу роман, а кручу его. Или, если уж быть совсем точным, он меня крутит. И крутит, и крутит, но ничего нового под луной нету. Вот плохо помню Лермонтова, но у Печорина тоже был курортный роман: не то с Бэлой, не то с княжной Мэри, не то с обеими сразу. Не помню. Как изучили в каком-то там классе, так и не дошли руки перечитать. А ведь явно про меня. Лишний человек, и всякое такое. Чем дело кончилось? Помню, что лошадей загнал. Значит, скорее всего, нагадил, а потом раскаивался. Ну, это — по нашему. Это — мы могём.

А если подробнее, то пойду сейчас в библиотеку и посмотрю, чем у нас с Люсей дело кончится. А чего это вы ухмыляетесь? Ну да, у нас с Люсей. Увы. Сегодня мы были на Церковке, и отдыхали, сидя на камушке. Тут-то я и пал, когда она собрала волосы в узел и открыла шею. Я тут же понял, что хочу, и хочу немедленно. Для меня самое притягательное место в женщине — шея сзади, эти ложбинки и завитки, уж такой я извращенец. Я почувствовал себя молодым козлом, я взмемекнул бы и набросился, но с нами была тыдра Люба. Она, может быть, мое поведение и одобрила бы, но вот что-то я застеснялся…

Но решение принято, и теперь надо дело доводить до конца.

Петро переселился к очередной пассии, комната пуста.

Сегодня вечером танцы, тыдра Люба их ни за что не пропустит. А Люся танцы не выносит. Как и я. Значит, сегодня вечером мы идем к Круглой новым маршрутом.

Диспозиция, кажется, ясна…

(К северо-востоку от рэсторана находится туалэт типа сортир, обозначенный на схэме буквами «мэ» и «жо». В десяти метрах от туалэта — пыхта. Под пыхтой буду я. Ха-га-га-га-га!)

Эх, были мы когда-то рысаками! И я подтянулся, я ощутил себя охотником, моя рука не знает промаха, мое копье длинное и твердое, но все же подкрепите меня вином и освежите яблоками, ибо от любви я уже совсем изнемог.

…И все было сделано чисто, и я был разговорчив и она мила. Я обошелся без этих пошлых штук типа ухватывания за талию и похлопывания по заду. Как-то я этого не переношу. Я пару раз подал ей руку на спуске, и все. Но было сделано главное: у нас был общий язык, общие тайны, и понимали мы друг друга с полуслова. («Не приспособлены вы, кролики, для лазания!» — говорил я, помогая ей на «катушке». — «Болтать-то вы умеете, Джим. А летать?» — отвечала она.)

Я очень натурально заблудился и пошел не той тропой. А надо сказать, что в монастыре ровно в одиннадцать запирают все двери. Но в нашем корпусе есть потайной ход, мне его Петро показал.

Все было сделано чисто: к отбою мы не успели. Что же делать, сказала она, выход есть, сказал я и, пока она не очухалась, повел, и провел, и оставил ее устраиваться, а сам пошел до ветру, ибо перед этим делом я привык сходить до ветру, ну и вообще привести себя в порядок.

Когда я вернулся, она лежала в постели, натянув одеяло до самых глаз. А вы-то где устроитесь, спросила она. Ну, сказал я улыбнувшись, думаю, что там же. Что, спросила она изумленно, а потом сообразила. Так для того все и было затеяно, сказала она, и все было специально, сказала она, а я-то думала, сказала она, ну и дура же я, сказала она. И заплакала.