Читать «Ягодные места» онлайн - страница 21

— Но ведь не я — отец? — оглядываясь на кладовщицу и врача, видимо повторно, спросил Тихон Тихонович.

— А не шофер Григорий? — вмешалась кладовщица, одновременно и бледнея от страха и желая сохранить достоинство.

— Не он.

У кладовщицы отлегло от сердца, и она сразу полностью перешла на сторону Ксюты.

— Чо мучить женщину, Тихон Тихонович! Она же ясно сказала: отец не вы…

— Это она мне сказала, — задергался ягодный уполномоченный, однако не повышая голоса. — А вот отцу своему, Иван Кузьмичу, отповедала, мол, я. И почему на нее такое замутнение нашло, молчит.

Ксюта уронила голову на грудь, выдавила:

— Стыдно мне было.

Тихон Тихонович даже вспотел от негодования.

— Интересно получатся. Сказать, кто отец, стыдно, а соврать про меня, оговорить, не глядя на возраст, нестыдно. Кто отец? Фамилию назови!

— Не знаю я его фамилие, — с тоской ответила Ксюта. — И имени не знаю. Ничо не знаю.

Ягодный уполномоченный обвел помрачившимися глазами свидетелей и сказал:

— А ну, выйдите, товарищи. Мы с Ксютой сами во всем разберемся.

Врач с видимым облегчением, а кладовщица с явной неохотой вышли.

— Это чо же, изнасиловали тебя, чо ли? — совсем тихо спросил ягодный уполномоченный, от гнева переходя к жалости.

— Нет. По доброй воле я. Он не виноватый.

— Он, он… А кто он? Ангел небесный или черт прелестный? — снова закипятился ягодный уполномоченный.

— Не пытайте, Тихон Тихонович, — тупо глядя в одну точку, проговорила Ксюта.

Ребенок запищал.

— Отвернитесь, Тихон Тихонович. Покормить надо.

Тихон Тихонович, что-то пробурчав, отошел к окну, стал колупать известку под чмоканье младенца, доносившееся за его спиной.

— Ты мне, Ксюта, выкладывай по-хорошему, чистую правду, раз ты меня в папаши произвела, — сказал он, не оборачиваясь.

— А вы Иван Кузьмичу не скажете? — испуганно взметнулись ресницы Ксюты.

— Это уж я сам решу, — передернулась спина ягодного уполномоченного.

— Нет, вы сперва пообещайтесь…

— Ничо те обещать не буду. Как лучше, так и сделаю.

— Кому лучше-то? — с безнадежностью опустила глаза Ксюта.

— Дитю, дура… — кивнул через плечо ягодный уполномоченный. — Я человек строгих правил, но живой… С кем не быват… Чо мы, звери, чо ли?

3

Прошлое лето в ягодных местах выпало знойное.

Ветра подолгу совсем не было, словно его солнце съело. Не слышно было ни гудения таежных стволов, ни поерзывания ветвей, ни легкого вершинного шума. Безветрие так сузило звуковое пространство, что, когда в Шелапутинках лаяли собаки, изнемогавший от жары Чарли-волкодав Ивана Кузьмича Беломестных начинал лениво перебрехиваться с ними с Белой Заимки.

— Давненько таки жары не выпадали, — говорил Иван Кузьмич, крепкой сибирской кости старик с молодыми цыганскими глазами, посылая единственное живое существо при нем, кроме Чарли, дочь Ксюту, в подпол за брусничным соком.

Ксюта брала жбан, поднимала за железное, еще дедовское кольцо дверь подпола, спускалась в сладостно пахнущий полумрак. Ей ничего не нужно было видеть, все она знала на ощупь: где мешки с картошкой, где огурцы и квашеная капуста, где лагушок с солеными хайрюзами, где голубичное и земляничное варенье, где крынки с вечерошним, а где с утрешним молоком.