Читать «Ягодные места» онлайн - страница 126

— Кто вам сказал, что отменяет? — Левая бровь руководителя фирменно поползла вверх. — Но совершенствование надо начинать с себя, а не с других. В поэзии есть профессиональные совершенствователи мира, которые, оплаченно страдая за угнетенные народы, рифму слепить как следует не научились… Был я недавно с одним этаким совершенствователем в Африке, в так называемой специализированной туристской поездке. Препротивный человечишка, хотя когда-то у него кой-какие стихотворные способности были. Единственное, что в нем хорошее, так это то, что он наглец необычайный. В заграничной поездке это все-таки лучше, чем трус. Но есть же пределы и наглости. Подошли мы однажды к озеру возле каучуковых плантаций, а там девушки-африканки купались. Выбежали они из воды голые, с лилиями в зубах, обступили нас, детскими глазенками посверкивают, лопочут, улыбаются. Наш совершенствователь тоже улыбается, дружбу и мир глазами изображает, а между тем его губы самые сальные словечки отпускают, этим девушкам, к счастью, непонятные. А потом я его зарубежный цикл прочел, возвышенным интернационализмом проникнутый, но держится-то все только на соплях да на восклицательных знаках… Правда, ему там одна обезьяна как бы наперед за этот цикл отомстила… Держал он в руках полуочищенный банан и обезьяну в тамошнем зоопарке дразнил — то протянет банан сквозь прутья клетки, то отдернет. Обезьяна, не будь дурой, взяла да плюнула ему в физиономию… Утерся. В цикле этого эпизода не отразил…

— Неужели поэты могут быть такими? — потрясенно спросил слесарь-альбинос.

Руководитель усмехнулся:

— Поэты — нет. А вот профессиональные совершенствователи могут.

— А Есенин все-таки хулиганил, — вкрадчиво вставила кассир Лиса Патрикеевна. — И даже сам в этом признавался.

Руководитель разозлился:

— А что такого плохого сделал в жизни Есенин? Десяток столов перевернул, десяток морд набил, да кто его знает, может, все морды — за дело… Если в чем виноват был, так покаялся и сам себя наказал. Слишком жестоко наказал, незаслуженно. А есть люди, которые ни стола не перевернут, ни морд не набьют никому, а весь век по одной половице ступают и тихими, скромными людьми считаются, но ведь предадут в любой момент, раздавят. Их никто хулиганами не называет. Конечно, можно писать плохие стихи и быть хорошим человеком. Но писать хорошие стихи и быть плохим человеком нельзя.

— Я тоже всегда придерживалась этого мнения, — с достоинством оглядела всех собравшихся директорская секретарша, как будто последняя фраза относилась именно к ней.

Пробиваясь в литературу и знакомясь с теми, кто называл себя поэтами, Кривцов иногда ужасался.

Заведующий поэтическим отделом одного из журналов, автор бесчисленных песен, с лицом вынюхивающего ветер койота телерадиоджунглей, небрежно бросил Кривцову, придавив его рукопись пачкой «Мальборо»:

— Нужен паровоз…

— Какой паровоз? — искренне удивился Кривцов.

— Какой-нибудь идейный стиш, который потянет за собой все другое… Что-нибудь про КамАЗ, про целину… Не прикидывайтесь наивнячком.

— Я не специалист по паровозостроению, — мрачно сказал Кривцов и выдернул рукопись из-под пачки «Мальборо». Его потрясло, что такие слова сказал ему человек, называвший себя поэтом.