Читать «Ягодные места» онлайн - страница 110

А Кеша все скреб ложкой миску, уставив в пустое дно, усеянное отлетавшим от костра пеплом, голубичные глаза.

— Вода спала.

Бурштейн кашлянул:

— Может быть, вызвать вертолет для переброски?

— А не лучше ли лайнер? «Каравеллу» или «боинг»? С баром на борту? — не сдержался Коломейцев. — Мы геологи, а не интуристы.

— Не интуристы, — поддакнул Ситечкин, гордо выпрямляясь и победно глядя на Бурштейна.

Вяземская продолжала молчать.

— А что думает рабочий класс? — спросил Коломейцев, обращаясь к Ивану Ивановичу.

— Раз надо, чо там… — неохотно пробурчал Иван Иванович Заграничный, и трое других рабочих по его знаку вместе с ним пошли в палатку на боковую. Им стало ясно, что завтра надо встать рано. Каля собрала миски и пошла мыть их к реке. За ней поплелся Кеша, понурясь, как будто на нем лежала вина за малую воду.

— Каль, а чо тако — лайнер? — спросил Кеша.

— Эх ты, деревня, — снисходительно ответила Каля. — Пароход океанский, вот чо.

— Так он же в нашу Оку не влезет. А «боинг»?

— Ну, тоже. Наподобие, — вывертывалась Каля.

— А бар?

— Много будешь знать — скоро состаришься. Вытирай лучше миски.

— Простите меня, Борис Абрамович, — мгновенно смягчил голос Коломейцев, отводя Бурштейна в сторону от костра. Коломейцев не любил, чтобы при его извинениях были свидетели. — Я не хотел вас обидеть. Но согласитесь, что вызывать вертолет, если мы можем добраться по реке, это унижение. В жизни и так хватает унижений, чтобы мы еще их придумывали сами.

— Я не обиделся, — опустил глаза Бурштейн. — Кеша вырос на этой реке и знает ее лучше нас. Он не трус. А я не интурист, как вы изволили выразиться. Но этот риск бессмыслен.

— Почему?

— Потому что я не верю в это месторождение, — наконец поднял глаза Бурштейн и облегченно вздохнул, высвободившись от того, что мучило его столько дней.

— Могу я вам задать один вопрос, Борис Абрамович? — спросил Коломейцев так легко, как будто давно ожидал от него этого признания.

— Конечно, — не отводил от него глаз Бурштейн, пытаясь уловить в Коломейцеве хоть что-то похожее на сомнение.

— Что такое вера? — вдавливал его взгляд в землю Коломейцев.

— Знание собственного знания, — продолжал с ним бороться глазами Бурштейн.

— Вера — это недостаток знания, — усмехнулся Коломейцев. — Достаточного знания все равно никогда не будет, поэтому люди всегда будут цепляться за веру. Конечно, есть вера от жалости, но есть вера от внутренней силы. Никакую игру нельзя выиграть, если в это не верить. Игру надо доигрывать до конца, даже если карта не идет. Когда кончики пальцев заряжены верой, хорошие карты сами в ладони прыгают. Мы слишком много поставили на этот касситерит, чтобы позволить себе роскошь в него не верить.

— Но вы играете не картами, а живыми людьми, — пробормотал Бурштейн. — Я не обвиняю вас в том, что вы играете только другими. И собой играете. Не проиграйте самого себя.

— Значит, вы выходите из игры? — резко спросил Коломейцев.

— Я этого не сказал, — насупился Бурштейн. — Я вас, кажется, никогда не предавал.