Читать «Нет плохих вестей из Сиккима» онлайн - страница 90

Геннадий Мартович Прашкевич

«Вы цитируете не мой роман».

«Конечно, – усмехнулась костенурка. Безжалостно, как умела Кора. – Но это же вы сами вытолкнули, выпихнули меня из ваших романных построений. Любовь! Ах, любовь! Вы всегда обожали слухи. Слухи, они – как сама жизнь, только живее, правда? А я в свой медовый месяц мечтала о смерти полковника. Я мечтала об этом. Это был единственный выход – умереть ему. Я ведь умирать не хотела. Мне не перед кем просить прощения. Не у вас же, за то, что я выскользнула из вашего воображения, правда? Я выскользнула, я уже не была героиней вашего романа, в отличие от моего бедного брата. Зато я оказалась в другом мире. Одна. Чужая речь, в которую ныряешь, как в мутную воду. Я видела военных преступников, которые в семейном кругу мило улыбались и напевали сентиментальные песенки. Видела дуче. О нем писали, что он был красив. Не знаю, у него были липкие пальцы. У моего итальянского мужа тоже. В романах Моравиа и Гарнета дуче выглядел как-то совсем иначе. А что касается любви с первого взгляда, то, уверяю вас, имитировать ее совсем нетрудно. Я проделывала это много раз. Вы не дописали роман, не достроили начатый мир, вот меня и выбросило во Львов, в руки полковника СС, а потом советника дуче. Думаете, я мечтала об этом? Мне, может, благодарить вас за такую судьбу? Или извиниться за неправильное поведение? Попасть в Германию или Италию начала сороковых – это хуже, чем оказаться на берегу Маклая. Дикарей-людоедов можно обмануть, чиновников не обманешь. Мой муж был чиновником. Уезжая, он просил друзей, таких же лукавых веселых чиновников, беречь меня, не спускать с меня глаз. Я ведь русская. Они насиловали меня на дружеских вечеринках, и я молчала. Мне некуда было бежать. Я оказалась одна на берегу Маклая в самые темные первобытные времена. Моих мужей убивали, как мокриц. Только за океаном страх несколько притупился. Понимаете? Не отступил, а притупился. Мне все время снилась черная всасывающая воронка, расслаивающееся время, я просыпалась от собственного крика. Правда, нью-йоркский дизайнер оказался честным и добрым человеком, я часто изменяла ему. Не ждите оправданий».

Она смотрела на меня.

Ей больше нечего было сказать.

Я отчетливо видел: мы вошли в переулок, я и Кора.

Помаргивали неяркие огни, выступали из мрака углы домов.

Как теперь узнать это жалкое каменное и деревянное уродство? «Портной Михельсон, он же и мадам». Никогда не видел таких нелепых вывесок. «Вяжу детские вещи из шерсти родителей». А рядом на бамбуковых жалюзи: «Гражданам с узким горлышком керосин не отпускается». Кора любила это. Я чувствовал. «Я ваше сердечко украду и положу под подушку, чтобы слушать». Кора ненавидела все это. Это я тоже чувствовал. Колонны рабочего клуба, нищий с шапкой у подогнутых ног, кочегар, окончивший Сорбонну. Ах, Рио-Рита! Куда бежать, если ты выброшена из романа, в который, как в тюрьму, заключены твои близкие?

«Но теперь вы допишите книгу!»