Читать «Нет плохих вестей из Сиккима» онлайн - страница 86
Геннадий Мартович Прашкевич
Она понимала мое потрясение.
При этом никакого удивления, она все знала заранее.
И три сплющенных пули демонстративно уютно касались ее груди.
Как это
Я вспомнил,
Вспомнил,
Вспомнил,
Впрочем, Конкордия Аристарховна по-прежнему смотрела на меня с горечью. Если она правда была Корой... а почему нет?.. что могло этому помешать?.. теперь, когда все объяснилось... Острое презрение Коры выродилось в горечь Конкордии Аристарховны... Но она по-прежнему хотела знать, чем закончится мой недописанный роман.
«Кому сейчас это интересно?»
Костенурка (мысленно, как я) ответила:
«А вы не задумывайтесь. Вы просто допишите».
И добавила странно: «
Так спрашивала Кора, глядя на облако плотвы, дымящейся в смутных глубинах кафе: «
Теперь я знал, что
Бог правды Шамаш в древней Ассирии носил галифе и обмотки. У нас боги одевались так же. Каждый говорил свою правду, и Конкордия Аристарховна прекрасно знала цену правды каждого, потому и смотрела на меня с такой горечью.
Я знал, о чем Конкордия Аристаховна хочет спросить.
Мое внутреннее состояние интересовало ее меньше всего. Она вернула мне память – сразу, всю. Этого достаточно. Хватит с меня. Больше она не собиралась торговаться. Да и Кора говорила о торге только потому, что отчаянно боялась будущего.
Крутящееся, засасывающее пространство.
Вот все и встало на свои места, подумал я. Вопрос повторен.
Но Конкордия Аристарховна укоризненно покачивала красивой головой. Она мне не верила. Не в том смысле, что я ее обману, нет. Она не верила, что я действительно могу что-то сделать. Даже сейчас. У меня голова разламывалась от этого. Кора и костенурка... Кора и Конкордия Аристарховна... Кора и доисторическая леди...
Я никак не мог отвязаться от видений ночного города.
Свет в окне третьего этажа. «У меня был брат».
Куда можно уйти, выбравшись из окна следственного кабинета? Ну да, на Алтай, в Ойротию. Это известно. Если, конечно, выберешься из города. Если сядешь в поезд. Если тебя не остановят на первом же углу. Майор, профессор, Ли́са, кочегар с дипломом Сорбонны, и десятки, сотни других людей – всех их вызвал к жизни я. И отцом, и матерью всех их был я. Ну да, Алтай до войны называли Ойротией. Выбравшись из окна, профессор Одинец-Левкин мог миновать парк. Опорки он скинул, а штаны... Да ладно... В темноте вряд ли кто обратил внимание на его странный прикид. Профессор Одинец-Левкин не пошел домой, это я