Читать «Колесо племени майя» онлайн - страница 2

Жрец поднял руки к солнцу и возопил отчаянно на древнем наречии народа майя:

– Эй! Остановись!

Он умел ускорять и замедлять время, но вдруг спохватился, раскаявшись в своих словах. Далеко высунул язык и проткнул в наказание острым шипом кактуса.

День Преображения

Ик

Прошедшей ночью во время жестокого шторма испанская каравелла налетела на рифы.

Острый коралловый гребень, подобный драконьему, с ужасающим треском, слившимся с ударами грома и ревом ветра, вспорол деревянное днище.

Беспомощный, будто бабочка на булавке, корабль разваливался, избиваемый волнами.

Трюм наполнился водой. Высокие надстройки на корме приподнялись и, сметая все, устремились по палубе к носу. Одна за другой рухнули четыре мачты.

Белая пена клокотала вокруг, поглощая людей, криков которых не было слышно. И поэтому, несмотря на грохот бури, казалось, что нависла страшная тишина.

И время вроде бы замерло. Или, скорее, настолько растянулось, что вот-вот должно было, словно канат, лопнуть – прерваться навсегда.

Почти для всей команды, включая капитана, так оно и случилось. Навеки они упокоились среди обломков каравеллы, у подножия рифов, 18 августа 1511 года от рождества Христова, как раз накануне праздника Преображения Господнего.

Однако два человека очнулись ранним утром в лодке.

Одного звали Гереро, другого – Агила.

Ну, кому как не им суждено было выжить в кораблекрушении! С такими-то именами, Гереро и Агила, которые означают в переводе с испанского – Воин и Орел!

Впрочем, они еще ничего не понимали – что произошло? где? почему? – настолько все преобразилось.

Молчаливо оглядывались, щурились, потягивались. Даже позевывали.

Восходило ясное мягкое солнце, и бирюзовое море тихо лепетало за бортом, вроде бы извиняясь за вчерашний скандал.

Лишь обрывки паруса, свисавшие с мачты, да вода в пять ладоней по дну лодки напоминали о шторме.

Агила приподнялся, и тут же что-то живое прытко охватило его ладонь, словно в рукопожатии. Он покосился вниз и увидел на дне под боком небольшую пурпурную физиономию, смотревшую разумным, но усталым глазом.

Это был осьминог-подросток, – не более метра в длину, если считать со всеми ногами. Заброшенный в лодку штормовой волной, он тоже не мог сообразить, где это вдруг очутился.

Выхватив из-за голенища нож-наваху, Агила хотел было отрубить щупальца, обвившие руку, и вышвырнуть осьминога за борт.

– Эй! – хрипло крикнул Гереро. – Остановись!

И это были первые слова, прозвучавшие над морем в тот тишайший день Преображения.

Возможно, слышимость в те времена была немыслимая. Или голос Гереро имел особенную легкость и летучесть. А может быть, все дело в чуткости уха жреца.

Как бы то ни было, но в пятидесяти милях к западу от одинокой лодки человек в птичьей маске, встречавший солнце в храме на вершине белокаменной пирамиды, услышал их и вздрогнул.

А через какое-то время и Гереро с Агилой и даже осьминог встрепенулись в лодке – вопль жреца пронесся над ними, как дальний раскат грома.