Читать «На дальних мирах (сборник)» онлайн - страница 276

Роберт Силверберг

Кроме того, Джанни впервые столкнулся с расколом между классической и популярной музыкой, с огромной модернистской пропастью между высоким искусством и низкопробным развлечением. Эта новая сторона жизни поначалу здорово его озадачила.

— Что такое "поп"? — спрашивал он. — Музыка крестьян?

Но через какое-то время он сумел охватить идею простой ритмичной музыки, которую слушают все, в отличие от «серьезной» музыки, принадлежащей элите и исполняемой только в официальной обстановке.

— Но у моей музыки была мелодия! — протестовал он. — Люди могли ее просто насвистывать! Она принадлежала всем.

Понимание того, что композиторы забросили мелодику и поставили себя в недосягаемое для широкой публики положение, буквально заворожило его, а когда мы объяснили ему, что нечто подобное произошло и во всех других областях искусства, он с жалостью произнес:

— Бедные безумные futuruomini.

Совершенно неожиданно он начал превращаться в поклонника и знатока форсажных групп. После того как в его комнате установили внушительный комплекс аппаратуры, они с Мелиссой часами пропадали там, впитывая волновые формации, которыми окатывали их «Ножницы», "Сверхпена", "Уилкс Бут Джон" и другие первоклассные группы. Когда же я спросил Джанни, как продвигается его новая симфония, он посмотрел на меня очень странно.

Одновременно он открывал для себя и другие маленькие дорожки в современную жизнь. Сэм с Мелиссой провели его по магазинам на Фигуэро-стрит, и Джанни сменил свою лабораторную одежду, в которой ходил с самого «воскрешения», на ацтекский наряд по последнему слову моды. Преждевременно поседевшие волосы он выкрасил в рыжий цвет. Приобрел набор ювелирных украшений, которые вспыхивали, звякали, жужжали и щелкали в зависимости от перемены настроения владельца. Короче, через несколько дней Джанни превратился в обычного молодого жителя Лос-Анджелеса, изящного, щеголеватого, модно одетого юношу, чей образ вполне естественно дополнялся иностранным акцентом и экзотической грамматикой.

— Сегодня мы с Мелиссой идем в «Квонч», — объявил Джанни.

— Квонч?.. — пробормотал я в недоумении.

— Это рок-форсажный зал, — объяснил Хоугланд. — В Помоне. Там всегда играют самые лучшие группы.

— Но у нас на сегодня билеты в филармонию, — попытался возразить я.

Джанни был неумолим.

— "Квонч", — повторил он.

И мы отправились в «Квонч». Джанни, Мелисса, Сэм, его помешанная на слайсе подружка Орео и я. Джанни с Мелиссой хотели идти вдвоем, но этого я допустить не мог, хотя чувствовал, что напоминаю собой сверхзаботливую мамашу, чей сынок впервые оторвался от ее юбки.

— Не будет сопровождающих — не будет «Квонча», — заявил я.

"Квонч" оказался гигантских размеров куполом на одном из глубоких подземных уровней Помоны. Сцена вращалась на антигравитационных стабилизаторах, потолок едва просматривался за тучами астатических динамиков, каждое сиденье было подключено к интенсификатору, а публика — в основном подростки лет четырнадцати — до потери сознания накачалась слайсом. В тот вечер выступали «Воры», "Святые духи" и «Сверхпена». Для этого ли я вернул к жизни композитора "Стабат Матер" и «Служанки-госпожи», потратив бесчисленные средства? Подростки визжали, зал заполнял густой, почти осязаемый, давящий звук, вспыхивали цвета, пульсировал свет, люди теряли разум. А посреди всего этого сумасшествия сидел Джованни Баттиста Перголези (1710–1736), выпускник "Консерваторио дей Повери", органист королевской капеллы в Неаполе, руководитель капеллы у принца Стильяно — сидел подключенный, сияющий, в экстазе улетевший в какие-то высшие сферы.