Читать «Петрашевский» онлайн - страница 105

Вадим Александрович Прокофьев

Пятнадцать минут прогулки после стольких часов заточения в заплесневелом каземате не могут иссушить сырость, осевшую в легких.

А поручик торопит. Наверное, его дожидается следующий счастливец.

Следующий?..

Михаил Васильевич даже останавливается.

Следующий?..

Как это он раньше не подумал о том, что в равелине, кроме него, заточены, наверное, и другие кружковцы. Хотя равелин невелик, в нем несколько камер. Это легко сосчитать по трубам, которые выведены наружу из каждой темницы.

Напрасно весь остаток дня он выстукивал стены. Его камера крайняя по малому коридору. Справа логово смотрителя, а налево… налево, по-видимому, никого нет.

Но может быть?

Петрашевский вновь и вновь стучит согнутым пальцем.

Ни звука! Только при неосторожных ударах отскакивают ломтики сырой штукатурки.

И еще яростнее он накидывается на бумагу. Утром она была его другом, его спасителем. Теперь он ненавидит эти ровные, идеально чистые листы.

Они думают, что он беззащитен, что свод законов Российской империи столь велик, запутан, противоречив, что всегда найдется статья, по которой он может быть подвергнут самому ужасному наказанию.

Нет, не на такого напали!

Они хотят поставить ответчиков в неравное положение с обвинителями. Обвинитель может советоваться с законами, в его руках показания обвиняемых, свидетелей. А они разобщены, им даже на пять минут не позволяют взять в руки свод.

Но закон публикуется не только для истцов, его нельзя скрывать и от ответчика.

Вы хотите, чтобы у правосудия были двойные весы. Справедливость? Вы встали на сторону того мерзавца в штатском? «Считаю долгом объявить на г. штатского следователя свое подозрение — и просить вас, прочие г.г. следователи, об его отводе…»

«Еще не началось следствие, я вижу уже в самых предварительных действиях комиссии три обстоятельства, рисующие мне не блистательную перспективу: 1, непрочтение мне формально доноса, не объявление имени доносчика, 2, лишение меня в пользу доносчика общего всем права человеческого — именно равенства перед законом и 3, злоупотребление доверия некоторых из следователей во вред обвиненному — и пристрастие в допросе».

Наступать на противников, не давать им ни минуты передышки.

Их мозг должен капитулировать перед умом более возвышенным, он, как гипнотизер, внушит им свою волю.

Но как поведут себя на допросах остальные? Ведь схвачено так много едва знакомых людей, что они представляются одной безликой шеренгой, как солдаты на плац-параде.

Только теперь он может оценить предупреждение искренних друзей. А они сетовали на то, что он допускает к себе всякого готового слушать. Слушающих было неизмеримо больше, чем говоривших. Те, кто говорил, невольно раскрывали не только ученые проблемы, но и свои души.

А вот молчальники?

Как дать знать о себе единомышленникам, как собрать под знамена армию, чтобы она действовала в едином строю?

Штабс-капитан Кузьмин почему-то считал, что ему всегда и во всем везет.