Читать «Всё хоккей» онлайн - страница 34

Я похолодел. И от волнения стал дышать на руки. Этого не может быть, этого просто не может быть! Санька наверняка ошибается. Или что-нибудь перепутал.

— Знаешь, я твоей матери до гроба буду благодарен, — продолжал Санька. — У Али же никого не было. И твоя мама все взяла на себя. Знаешь, я тогда понял, что, оказывается, совсем ее не знаю. Она так плакала на похоронах.

— Но зачем? — прохрипел я. — Зачем ей это было нужно?

Я так сильно тер руку об руку, что они покраснели. И жгли.

— Я тогда спросил у нее примерно тоже самое. И она ответила, что все время покупала мандарины у этой девушки. И ей нравились и мандарины, и девушка. И еще… Она сказала, что считает несправедливым, когда уходят так рано. И вновь заплакала. Я, помню, успокаивал ее как мог. Представляешь, она пожалела уличную продавщицу. Кто бы мог подумать! Твоя мама… Всегда такая утонченная, такая изящная… Всегда окруженная дорогими вещами и влиятельными людьми. И уличная торговка. Странный альянс. Я, по-моему, ее видел тогда в последний раз… Живой. Как теперь помню. Хотя, сколько уже лет прошло? Такой же зимний вечер. Снежинки кружат в воздухе. Но у мамы твоей почему-то расстегнута шуба. Словно ее все время бросало в жар. Помню ее черное закрытое строгое платье. Такое простенькое, хотя она любила дорого одеваться. В этом же платье ее и похоронили, как она велела.

«Платье от Шанель, — усмехнулся я про себя. — Или все-таки нет? Или мама мне солгала? И в который раз?…»

— Так что… — Санька вздохнул и выдержал положенную паузу. — Видишь, как получается. Она была готова помочь первой встречной продавщице. А к ней на похороны никто не пошел.

— Ты меня обвиняешь, Санька?

— Я? — он посмотрел на меня с искренним удивлением. — Только не тебя. Кого угодно, только не тебя. Я отлично понимаю твою мать. Она была помешана на тебе. И я искренне верю, что меньше всего в жизни она хотела, чтобы ты рыдал на ее похоронах, а потом с горя напился.

Мне уже казалось обратное. Моя мама хотела именно этого. Того, что запрещала мне делать всю жизнь. И раз в жизни я мог себе это позволить. Но опоздал. И не знал, жалею ли об этом опоздании.

— Спасибо, Санька, за то, что ты для меня сделал, — я крепко пожал его руку. И задержал в своей. Так мы некоторое время стояли у могилы моей матери, словно вторично провожали ее в последний путь.

— Все нормально, Виталик. Все нормально. Ты бы сделал то же самое для меня.

Я этого не знал. И этого не мог знать Санька, потому, наверное, при этих словах его голос слегка дрогнул.

— Знаешь, Талик, я благодарен своей судьбе, что хоть в конце жизни, хоть немного узнал твою мать. Ну какой она была… По-настоящему…

Я даже в конце жизни так и не узнал свою мать. И лишь сегодня, на свежей могиле, покрытой редкими венками, нашел силы понять, что все мои проблемы она брала на себя. И похороны, и свадьбы, и ненависть, и любовь, и ошибки, и слезы, и даже алкоголь. И конечно, вину.

Она неистово, судорожно, порой бесцеремонно ограждала меня от жизни. И от себя самого. Пожалуй, и мою жизнь она целиком взяла на себя. Оставив мне лишь ее модель, которую она когда-то придумала. И мне теперь придется строить свою жизнь заново. Но вряд ли у меня хорошо получится. Потому что строить жизнь меня так никто и не научил. Я умел лишь разрушать. Но сейчас ответственность за разрушение придется нести только мне. Мой бесценный, мой незаменимый адвокат умер. Прости меня, мама… Комок слез подкатил к горлу. Но я так и не заплакал. Даже на могиле матери. Меня плакать тоже не научили.