Читать «Всё хоккей» онлайн - страница 192

Елена Сазанович

— Я вам вообще много должен. И вряд ли смогу расплатиться.

Я говорил совершенно искренне, но злость переполняла меня. И я не понимал, на что злюсь — на свое прошлое, на свою судьбу, на Макса, на Смирнову… Или нет! Кто-то еще есть в этой истории. Кто-то еще. Словно призрак прячется за дверью, подслушивает наш разговор, но объяснить ничего не может, поскольку призраки объяснять не умеют. Приходится искать ответы самим. Но для этого мои огненные мысли нужно притушить, построить в один ряд и попытаться в них найти логику.

— Так, так, так, — протянул я. — И все же на чем мы остановились. На синей папке. В которой постранично была разложена вся моя жизнь. И за этой жизнью следили.

Вот оно что! Я хлопнул себя по лбу. Вот этот призрак, на которого я должен злиться, но не имел право!

— Да, и еще я хотела отомстить ему, — сквозь слезы пробормотала Надежда Андреевна. — За то, что он ее настолько любил, что следил за ее жизнью, беспокоился за каждый шаг ее сына, и она так легко и беззаботно отдала свою судьбу в его руки.

Я криво усмехнулся. И выпил еще. Как назло я уже не пьянел. И легче мне не становилось. Но хотя бы скоро будет трещать голова, и эта боль хоть на время заглушит другую.

— Все, может быть, проще, Надежда Андреевна? Гораздо проще? Не настолько он ее и любил, — я вдруг почувствовал, что говорю о своей матери, как о чужом человеке. — И не следил за ее жизнью, а научно исследовал ее. И не беспокоился за каждый шаг ее сына, а просто проводил опыты на его судьбе. И не она, эта женщина, отдала легко и беззаботно свою судьбу в его руки, а он, ваш муж, эгоистично, с целью научного эксперимента выдрал из ее рук судьбу, и поломал ее. Во имя науки! Кто думает о мелкой жизни мышей и кроликов в лабораториях? Ведь есть гораздо высшие жизни, разве не так?

Надежда Андреевна долго и пристально вглядывалась в мое лицо, словно пыталась понять, прочитать по нему мои настоящие чувства. Но мое лицо оставалось бесчувственным, словно лицо с обложки книжки, валявшейся на полу.

— Не так, Виталий. Далеко не так. Я пытаюсь понять, что вы чувствуете. И, наверное, понимаю. Возможно, вам сейчас стало легче. Ведь вы изначально хотели оправдать себя, что убили не такого уж хорошего человека. И теперь, похоже, почти себя оправдываете. Убили ведь бесчувственного экспериментатора, поломавшего вашу судьбу. Но… Юра был хороший человек. И настоящий ученый. И в этом — вся правда… Но вы ни в чем не виноваты. Абсолютно ни в чем. Вы убили случайно. И полностью, более того, добровольно за все расплатились. Вы тоже хороший человек. И в этом тоже — вся правда. А моя вина, что пыталась наказать и вас, и Юру. И в итоге наказала себя.

— Нас было за что наказывать. И это тоже — правда.

— А за что? Юру, что он полюбил вашу мать? Но это было задолго до нашей встречи. И скорее она имела права на Юру, чем я. Но тогда-то ему и пришла в голову эта чудовищная философия. Что самому нужно строить, высчитывать свою судьбу. Похоже, их любовь была очень сумбурна, хаотична, нелогична, может быть ненормальна. Две темпераментных, необузданных личности. И они почему-то решили, что не могут быть вместе. А почему они так решили? Если за них все решила судьба. И возможно, сама жизнь указывала на то, что они должны быть вместе. И неважно к чему бы это привело. Знаете, я даже думаю, что это бы привело к нормальной семье. С годами бурные чувство улеглись бы, а понимание и любовь остались. Но Юра почему-то решил все поломать. Не только свою любовь, но и себя. Он изменился коренным образом, стал лысеть, толстеть, взял в жены невзрачную женщину. И понял, что именно так нужно строить жизнь, и она окажется долгой и счастливой. Как он ошибся! Более того, он так честно до конца и не поступил даже с самим собой. Если ломаешь жизнь, то не тяни за собой осколки. Нет, он придумал этот эксперимент. А скорее, это был просто предлог часто встречаться с этой женщиной и рассказывать, как нужно воспитывать сына. У мальчика случилась неприятность, он совершил дурной поступок, мальчик плачет, хочет раскаяться. Но тут возникает Юра и объясняет его матери, как нужно внушать мальчику обратное, как нужно учить забывать. Понимаете все забывать! И плохие поступки, и людей, которых обидел. Все, все забывать! Юра считал, что обостренная память мешает двигаться человеку вперед, совершенствоваться и совершать смелые поступки. Мучающийся человек не способен на поступки. Но как он ошибался! Человек, не способный на раскаяние превращается в подлеца, уничтожение памяти ведет в итоге к уничтожению совести.