Читать «Всё хоккей» онлайн - страница 158

Елена Сазанович

— Они, к вашему сведению, и вешались.

— Вот я о том и говорю. А моя Тамарка не дура. Хоть дураку и досталась. Зато на муз я ничего не спихиваю. А пашу, как вол. Иди, погляди, чего я соорудил! Тут любой музе по вкусу придется!

Я недоуменно пожал плечами и, нехотя, двинулся в дом. Вообще он настолько умел подавлять своей нахальностью, что сопротивляться не было сил.

Мы поднялись на второй этаж по деревянной, прочной, покрытой красным лаком, лестнице. Еще пахло краской и свежей древесиной. Золотой зуб важно распахнул дверь, приглашая войти. При этом успел мне сально подмигнуть.

Я переступил порог комнаты. Это оказалась спальня. У меня перехватило дыхание. Розовые стены, розовые занавески, розовые покрывала и подушки на широкой кровати розовый персидский ковер. И белый-белый комод в обрамлении золота, такое же трюмо и стулья. И в довершении законченного счастья бело-розовая хрустальная люстра с золотыми подвесками. Мне показалось, я сейчас начну задыхаться. Я даже набрал в рот воздух и тут же громко выдохнул.

— Ага, от счастья уже и задыхаешься, — хохотнул золотой зуб.

— Да уж. Большего счастья и представить нельзя.

Эта комната была копией нашей с Дианой спальни, ну разве в два раза поменьше. Похоже, Смирнова полюбила те же журналы, что и Диана. Вот уж чего я не мог ожидать от Надежды Андреевны. Что угодно, но только не подобной маразматической безвкусицы. Неужели на такое способна любовь? Я не знаю, любил ли я когда-нибудь по-настоящему, но примерно мог представить, что могла означать любовь. То, над чем я раньше мог презрительно смеяться. Звезды, космос, цветы на полях. Остановка неровного дыхания. Стихи, конечно. Конечно, тихая музыка. Возможно, бунтующее море. Где-то наверняка белый парус. Возможно, пустыня. И зыбучие пески, в которых тонешь. Возможно, мандарины за углом, которые продает продавщица в шапке-ушанке. Или железная скрипучая кровать со старым матрацем. А на заснеженном подоконнике — снегирек. То, что я когда-то называл банальностью и примитивом. Но разве любовь может быть банальной? Даже если она повторяется тысячу раз. Даже если она говорит тысячу раз повторенными фразами. И даже если она в тысячный раз глухо рыдает в подушку. Пусть! Только не эти розовые стены, только не эти пошлые занавески и люстра! Лучше уж пусть любви вообще не будет на свете! И я над этим готов поставить свою подпись!

— Ну, ты, я гляжу, совсем опупел! — зуб ударил меня с размаху по плечу, и от неожиданности я покачнулся. — Но вот я чего скажу! И мы с Тамаркой не лыком шиты! У нас точь такая ж спальня, только все раза в три поменьше и подешевле! А я до тебя одному олигарху дворец строил, так и у него точь такая ж спальня! Только раз в двадцать подороже и побольше! Но все одно! Знаешь, мужик, достигли мы-таки равноправия! Ей-богу достигли! Чего-то боролись, чего-то душу на куски рвали, а все так просто! У всех равноправие! И у всех такие спальни! И у строителя и у олигарха! И мозги у всех в одинаковом направлении движутся! Вот так!