Читать «Первый человек в Риме. Том 1» онлайн - страница 118
Колин Маккалоу
– Вздор!
– Это правда, Луций Корнелий. Она была весьма состоятельная особа. Имущества она не имела, но как вдова военного трибуна, который прибрал к рукам много трофеев, вложила все в дело, что он ей оставил. На сегодняшнее утро ее капитал составляет две тысячи денариев.
Сулла был потрясен. Прочь подозрение! Цезарь видел: перед ним человек, который воистину и не подозревал о состоянии своей любовницы.
Вжавшись в кресло, Сулла закрыл лицо ладонями, вздрагивая и тяжело рыдая.
– Так много? Никополис? Так много. Двести тысяч денариев. Или, если вам нравится, восемьсот тысяч сестерциев. О, Никополис! – промолвил Сулла, открыв лицо.
Цезарь встал, протягивая руку. Сулла ошеломленно принял.
– Нет, Луций Корнелий, не вставайте, – сказал Цезарь тепло. – Мой дорогой, я не могу выразить, как я рад за вас. Знаю, как вам тяжело сейчас. Но мне бы хотелось, чтобы вы знали: мне часто от всего сердца хотелось, чтобы счастье улыбнулось вам. Утром я заверю завещание. Было бы лучше, если бы вы встретились со мной на Форуме в два часа. А сейчас – всего хорошего.
После ухода Цезаря Сулла долгое время сидел, не двигаясь. В доме стояла тишина. Клитумна с Марцией оставались в соседней комнате, слуги ходили на цыпочках.
Прошло, быть может, не меньше шести часов, когда он, наконец, встал и размял члены.
– Луций Корнелий, наконец вы обретаете самостоятельность, – сказал он и улыбнулся. Улыбка перешла в смех, в пронзительный крик, в рев, в радостный вой. Слуги, ужасаясь, спорили, кому войти к нему. Но, пока они набирались храбрости, Сулла уже отсмеялся и умолк.
Клитумна совсем постарела за эту ночь. Хоть ей и было всего пятьдесят, смерть племянника подстегнула ее увядание; смерть же самой дорогой подруги – и любовницы – окончила процесс разрушения. Сулле не удавалось развеять ее уныние. Мимы не могли вытянуть ее из дома; ни Скилакс, ни Марсий не вызывали улыбку. Ее пугало то, как сужается круг ее близких друзей. Если Сулла оставит ее – а наследство Никополис освободило его от экономической зависимости – она останется совсем одна…
Вскоре после смерти Никополис она послала за Гаем Юлием Цезарем.
– Никто не в силах помешать смерти, – сказала она ему. Хочу изменить свою волю еще раз… И переписала завещание.
Клитумна еще хандрила. Все тревожились за нее, но понимали, что только время может ее исцелить. Если только время…
Пока же время играло на руку Сулле.
Последнее послание Юлиллы гласило:
«Я люблю тебя, несмотря на то, что месяцы, а теперь уже года показали мне, как незначительно вознаграждается моя любовь, как мало значу я для тебя. В июне мне исполнилось восемнадцать. Мне пора выйти замуж, но я ухитрилась отсрочить злую неизбежность, выдумав себе болезнь. Ты – и никто другой – должен быть мне мужем, мой любимый, мой драгоценный Луций Корнелий. И поскольку мой отец не решается пока просватать меня за кого-то другого, я буду болеть до тех пор, пока ты не придешь и не сделаешь мне предложение. Когда ты сказал, что я еще ребенок и перерасту свою детскую любовь к тебе, ты ошибся. Прошло два года, а я все также люблю тебя. Любовь моя к тебе неизменна, как наступление весны. Она ушла, твоя худосочная гречанка, которую я ненавидела всей душой, проклинала, желала ей смерти, смерти, смерти. Ты видишь, как я могущественна, Луций Корнелий? Почему же тогда не понимаешь. Никуда тебе от меня не деться! Невозможно любить так, как я, и не вызвать взаимности. Ты любишь меня, я знаю, ты любишь. Сдавайся, Луций Корнелий, сдавайся. Приди, встань на колени перед моей кроватью, попроси прощения, положи свою голову ко мне на грудь, поцелуй меня. Не осуждай меня на смерть! Дай мне жить – решись жениться на мне».