Читать «Первый человек в Риме. Том 1» онлайн - страница 112
Колин Маккалоу
– У меня есть дела и поинтереснее, чем танцевать на задних лапках перед дочечкой Цезаря, – сказал Сулла резко.
– Что за вздор! Вы заняты не больше других.
– А разве это моя вина? – возразил он, сорвавшись с места и закружив вокруг своей хозяйки с такой яростью, что она в страхе попятилась. – Я хотел бы быть еще больше занят! Я хотел бы отправиться вместе с Силанием в поход против германцев!
– Тогда, почему же вы здесь? – спросила Никополис. – Я уверена: ваше имя стало бы лучшей рекомендацией, и вам нашлось бы место в легионе.
Он улыбнулся, показав длинные и хищные клыки.
– Я, Патриций Корнелий, должен маршировать с солдатами, как какой-нибудь центурион? Да лучше быть рабом у германцев!
– Вам еще предоставится такая возможность, если германцев не остановят. Поистине, Луций Корнелий, бывают периоды, когда вы успешно доказываете – худший ваш враг – вы сами. Вот и теперь… Ведь все, чего просила у вас Клитумна – лишь капля внимания к умирающей девушке, капризничавшей от того, что у вас не было к ней ни времени, ни интереса! Вы доведете меня до белого каления! Лукавство промелькнуло в ее глазах. И потом, Луций Корнелий, вам следовало бы устроить вашу жизнь после того, как столь благополучно скончался Луций Гавий, – и она замурлыкала мотив популярной песенки о том, как певец убил своего соперника в любви и удрал с добычей. – Благо-о-ооооополучно сконча-ааааался! – пропела она.
Его лицо посуровело, но голос был вкрадчив:
– Дражайшая Никополис, почему бы вам не прогуляться к Тибру и не доставить мне немного удовольствия, прыгнув в него?
Сулла тайно страдал, сознавая свою уязвимость. Что, если однажды эту глупую девушку перехватят с письмом Юлиллы? Или саму Юлиллу застанут за сочинением письма? Что же тогда делать ему, Сулле? Кто поверит, что он, с его-то биографией, не плетет интриг? Если его обвинят в совращении сенаторской дочери – никогда, никогда не станет он членом Сената.
Он так жаждал покинуть Рим – и не мог на это решиться, не зная, что может сделать девушка за его отсутствие? И окончательно порвать с ней тоже не мог: ведь она так больна… Может, болезнь и спровоцированная, но, без сомнений, серьезна. Как зверь на пожаре – ослепленный огнем, одурманенный дымом – его сознание металось, не видя выхода: действовать, как подсказывает чувство? Или подчиниться разуму? Он медленно вынул пожелтевший венок из трав из доставшегося ему по наследству ларя и присел, держа в руках, всхлипывая от бешенства и бессилия.
Он подумал о самоубийстве. Нет, он не сможет, нет… И снова – о Юлилле. Он не любит ее, он не способен полюбить. Тем не менее временами он жаждал ее: страстно желал целовать, кусать, царапать, вонзаться в нее так, чтобы верещала от боли и экстаза; но бывали и другие времена, особенно, когда он без сна лежал между мачехой и домохозяйкой, когда он ненавидел Юлиллу, мечтал почувствовать, как сжимается в его ладонях ее горло, как багровеет ее лицо и закатываются глаза, когда он выжимает последние капли воздуха из ее хрипло клокочущих бронхов. Придет еще одно письмо от Юлиллы – почему бы не выкинуть его или не отнести ее отцу и не потребовать прекратить эти домогательства? Нет, так он не поступает: он читает эти полные страсти послания, которые девушка сует ему за пазуху украдкой, но всегда в самых людных местах, чтобы привлечь внимание окружающих; читает и перечитывает каждое десятки раз и складывает вместе с предыдущими в ларь. Зато он верен своему решению: никогда не видеться с ней.