Читать «Зов пахарей» онлайн - страница 222

Хачик Даштенц

Путь был неблизкий.

– Слезай с коня, Андраник-паша, – послышался властный окрик за спиной, и какой-то мужчина в облезлой бараньей шапке – уши под шапкой красным платком перевязаны – вырос вдруг перед Бородой Каро. В руках он держал серп.

Всадник улыбнулся.

– Это кто же Андраник-паша?

– Отвечай лучше, куда это ты собрался?

– В Ахмаханские горы, на жатву, – ответил Каро.

– Андраник-паша все поля уже убрал. Слезай с коня, это конь паши.

– Ты, наверное, его конюхом был. Как звали коня Андраника?

– Огненный. Отдай мне свою косу или слазь с коня паши.

– Да на что тебе коса?

– Отдам Серобу-паше, а ты пойди поймай ежа на Немрут-горе.

– Немрут-гора далеко, я в Ахмаханские горы путь держу.

– Недалеко. Андраник-паша дал десять дней сроку османцам. А ты не Борода Каро?

– Он самый. Что тебе?

– Ты Андраника-пашу не знаешь разве?

Борода Каро соскочил на землю. Он с первого же взгляда понял, что перед ним сумасшедший.

– Андреас! – воскликнул он и обнял гайдука, потерявшего разум.

– Отдай, отдай мне косу, завтра в поле пойдем, косить станем!

– Ты где живешь, Андреас?

– Андраник-паша сидит у меня дома с Серобом-пашой, беседуют. Ровно десять дней сроку дал, а османец сказал: «Мне за десять дней не увязать все вещи». Я вчера попросил пашу: дай, говорю, им еще два дня, пусть берут свои вещи, шут с ними.

– А паша что на это ответил?

– Не согласился, десять дней, говорит, мой срок, и все тут.

Молния Андреас участвовал в штурме Талинской крепости, был ранен в Сардарапатской битве, а потом привязали его к седлу, и Андреас отправился искать Андраника-пашу. Лошадь доставила раненого Андреаса в Техенисские горы, и Андреас остался в Цахкадзоре, так и не догнав войско Андраника. И оттого что он не выполнил свой долг гайдука и не смог догнать отряд, от всех этих переживаний у Андреаса помутился разум, стали звать его с тех пор «безумный Андреас». Безумие выражалось самым неожиданным образом – он мог без причины разразиться громким смехом, мог сказать что-то вполне разумное и вдруг понести совершенную околесицу, мог перейти от шепота к крику, он путал вчерашний день с сегодняшним, говорил об умерших как о живых, мешал прошлое с настоящим. Вид у него был по-прежнему дикий, но вызывал уже не страх, а жалость. Незнакомые путники, встретившись с Андреасом на дороге, могли принять его за вставшего на задние лапы медведя. Он по-прежнему, когда пил воду, окунал все лицо в родник, и концы усов плавали на поверхности воды. Потом садился на какой-нибудь камень обсохнуть и долго грелся на солнце.

Летом Молния Андреас брал серп и шел в Техенисские горы, но чаще всего его можно было видеть на улицах Цахкадзора распевающим песни о храбром полководце. Стоило кому-нибудь произнести при нем слово «опоздал» – Андреас, встрепенувшись, тут же откликался: «Да разве ж я виноват, что опоздал, привязали к седлу, сказали: догоняй». Потом сокрушенно повторял шепотом: «Опоздал, опоздал, опоздал» – и бил себя по голове кулаком.