Читать «Подпрапорщик Гололобов» онлайн - страница 6

Михаил Петрович Арцыбашев

— Ну, да, — с досадой согласился Владимир Иванович. — Но час смерти нам неизвестен!

— Это правда, — согласился Гололобов. — Но зато осужденный на казнь до самой последней минуты, вероятно, надеется на прощение, на случай, на чудо. Но никто не надеется жить вечно.

— Но зато все надеются жить долго.

— На это нельзя надеяться. И не долго, потому что жизнь человека очень маленькая, а любовь к жизни у человека очень велика.

— У всякого ли? — с усмешкой спросил Владимир Иванович, и ему самому было странно, что он усмехается, когда нет ничего смешного.

— У всякого. У одних сознательно, у других бессознательно. Жизнь человека это он сам, а себя самого всякий человек любит больше всего и всегда.

— Ну так что ж из этого?..

— Я не понимаю вас, — сказал Гололобов. — О чем вы меня спрашиваете?

Владимир Иванович вдруг почувствовал, что от этого неожиданного вопроса подпрапорщика он забыл, что хотел сказать. Несколько времени он тупо и покраснев смотрел на подпрапорщика и мучительно старался поймать ускользнувшую мысль, но вместо того он подумал, что Гололобов, должно быть, считает его дураком и издевается над ним. Эта мысль была для него положительно ужасна. Он сначала побледнел, а потом побагровел так, что даже его толстая и чистая шея налилась кровью. А потом мысль эта нашла исход в грубом и злом взрыве: ему неудержимо захотелось крикнуть подпрапорщику что-нибудь грубое, отчаянно оскорбительное… нагнуться к самому его тусклому, прыщеватому лицу и крикнуть.

— Ну да, к чему вы всю эту чушь нагородили? — визгливо почти крикнул он, мучительно сдерживаясь, чтобы не сказать еще большей грубости.

Гололобов быстро встал, вытянувшись во фронт, но, прежде чем Владимир Иванович успел что-либо подумать, опять сел и сказал довольно тихо, но отчетливо:

— К тому, что таковы мои чувства и убеждения, и я намерен лишить себя жизни.

Владимир Иванович широко раскрыл глаза, пошевелил губами и уставился на подпрапорщика. Подпрапорщик сидел перед ним по-прежнему неподвижно и в прежней позе, помешивая ложечкой в стакане. Владимир Иванович смотрел на него и чем больше смотрел, тем в голове его что-то становилось все яснее и яснее. Какая-то мысль вертелась у него в мозгу. Он сделал усилие, и вдруг все стало ясно. И, не доверяя себе и почти еще считая свою мысль невероятною, Владимир Иванович спросил:

— А скажите, Гололобов, вы, часом, не сумасшедший?

Гололобов потупил глаза и пошевелил своими узкими вздернутыми плечами.

— Я сам так думал сначала.

— А теперь?

— А теперь думаю, что я вовсе не сумасшедший и что в том намерении лишить себя жизни, которое я имею, нет ничего абсурдного.

— По-вашему, самоубийство без всякого повода…

— У меня есть повод, — перебил его Гололобов.

— Какой? — с любопытством спросил Владимир Иванович.

— Я уже сказал вам, — удивленно ответил подпрапорщик.

Он помолчал, а потом заговорил вежливо, но, видимо, с усилием:

— Я сказал, что жизнь человека нахожу жизнью приговоренного к смертной казни. И не желая и не будучи даже в силах дожидаться… я хочу сам…