Читать «Юродивый» онлайн - страница 27

Однако до этих жестоких времен было далеко, да и не любит наш народ насилия над слабыми и безумными, отмеченными печатью благости. Чем больше власть на нас давит, тем ловчее и изощреннее мы ей противодействуем. И не родилось еще на Руси человека, способного переломить такое отношение к неправедной, жадной, глупой и эгоистичной власти.

Женщина между тем принесла аккуратно завернутую в чистую тряпицу милостыню. Я небрежно взял приношение и, не глядя, положил рядом с собой. Она же, умильно глядя, перекрестилась и чуть ли не заплакала от благодарности, что я согласился приять подаяние. Тогда я, окончательно наглея, попытался решить свою главную проблему:

— Поршни есть? — строго спросил я крестьянина.

Он не понял вопроса, испугано пожал плечами, Я напряг память, пытаясь вспомнить, как еще назывались поршни, примитивная обувь, состоящая из кожаной подошвы, которую обычно делали из бычьей сыромятной кожи с войлочным верхом. Одно название не сработало, тогда я назвал другое: «ступни» с ударение на первый слог.

— Ступни, говорю, есть? — повторил я, и посмотрел на его ноги, обутые во что-то подобное поршням.

Наконец он понял, что я от него хочу, и ответил, безо всякого удовольствия:

— Нет других, только что на мне!

Мужчины все-таки не в пример женщинам, прижимисты и недоверчивы!

— Оставь здесь, а то пути не будет! Мне нужно над ними слова сказать, — брезгливо глядя на обувь, сказал я и закрыл глаза, что бы не видеть душевных мук мужика. С первого взгляда было видно, что это не та семья, где мужу разрешено высоко поднимать хвост.

Семья отступила на несколько шагов, и мне было слышно, как женский голос кому-то объясняет, кто он такой. Кому, я мог только догадываться. Влезать в чужие дела я не считал нужным, потому и просидел истуканом, не открывая глаз, до тех пор, пока рядом не сказали ласково:

— Вот уледи то, божий человек! Теперь-то нам путь будет?

— Можете ехать, я над ними помолюсь, и все у вас будет хорошо!

— Спасибо тебе, батюшка, заступник ты наш! Помяни в своих молитвах, — говорила крестьянка, крестясь и низко кланяясь, — рабов божьих Михаила, да Ивана, Севастьяна, да Дмитрия, Семена, Петра, Павла, а так же новорожденного Сидора, девок Дарью, Марью, Анну, Прасковью, Анастасию и меня грешную, Евлампию! А также, — продолжила она список имен, — преставившихся Ивана, Павла, Петра, Степана и матушку мою, Анну.

Честно говоря, я сразу же запутался в однотипных именах, тем более что они повторялись и среди живых и среди мертвых, но слушал внимательно, как бы отмечая про себя их значимость и очередность. Однако когда Евлампия перешла от прямых родственников к дальним, перебил ее на полуслове.

— Все Евлампия, больше не проси, а то если вы сейчас не успеете уехать, так здесь навек и останетесь. Быстро садитесь в телегу и вперед! Да, назад не оборачивайтесь, а то вам даже моя молитва не поможет!