Читать «Гетманские грехи» онлайн - страница 148

Ты должен вернуть себе все, что тебе принадлежит; сестра никогда не была мне сестрой, а только врагом; мне не для чего щадить ее, я не хочу ничего прощать ей и не буду с ней считаться!

Паклевский с удивлением смотрел на эту неожиданную перемену в настроении матери, еще не понимая ее. Она сразу ожила… Теодору приказала тотчас же сесть и писать письмо канцлеру с докладом и извинением, а потом тотчас же собираться в дорогу – в Божишки.

– Не следует пренебрегать канцлером и службой у него, – сказала она, – но теперь, когда Бог дал тебе кусок земли, ты займешь совсем другое положение в глазах всей фамилии; теперь ты можешь проявить себя совсем иначе по отношению к гетману и его ничтожным союзникам. Теперь у тебя есть почва под ногами, и ты должен подняться так высоко, чтобы иметь возможность смело смотреть в глаза тем, кто бесчестил твоего отца и мать. Паклевский не решался ничего сказать. Та, которая вчера провела весь день в молитве и казалась наполовину умершей, теперь интересовалась будущим гораздо живее, чем Теодор, который еще не особенно верил в него.

К столу пригласили и старого слугу, помнившего, как оказалось, маленькую паненку еще в детстве. Из его рассказов можно было сделать вывод, что наследство после воеводича было гораздо значительнее, чем предполагали. Страшная скупость умершего, несмотря на самое возмутительное ведение хозяйства, позволяла ему откладывать ежегодно очень большие суммы, которые он помещал в выгодные предприятия.

Старик не скрывал, что спор о наследстве с обоими Кунасевичами будет нелегок, так как сам Кунасевич пользовался славой известного юриста и большого сутяги. Подкоморий принадлежал к числу приверженцев князя-воеводы Радзивилла и верил в силу радзивилловского трибунала; но теперь обстоятельства очень изменились. Масальские и фамилия приобретали все большую власть, и дело могло решиться не в пользу Кунасевича в пику виленскому воеводе.

Эта неожиданная перемена, вернувшая жизнь вдове, не произвела на Теодора особенно сильного впечатления. Он не доверял обещаниям судьбы, завещанию и связанным с ним надеждам на лучшее, а знал только одно – что будет брошен в бурный поток, в котором трудно будет плыть без руля и без помощи. В то время, как егермейстерша не помнила себя от счастья, Теодор чувствовал себя встревоженным и смущенным.

Старого дворецкого попросили остаться, чтобы ехать вместе с Теодором в Божишки. На другой день вдова села писать письмо к отцу Елисею, донося ему о том, что случилось, и прося благословить сына. И только теперь, взглянув на письмо, Теодор догадался, что монах оказал несомненное влияние на состояние духа матери. Его святое вдохновение осенило эту угнетенную душу и вызвало в ней беспокойные порывы религиозности, в которых было еще слишком много земного для того, чтобы принести ей облегчение и утешение. Так было на самом деле: жалостливый отец Елисей часто приезжал к ней со словами утешения, но он не измерял и не взвешивал бросаемого в ее душу посева и, воспламеняя душу, не мог утолить ее. Вероятно, со временем буря стихла бы, и волны успокоились, но сейчас все еще бушевало и кипело.