Читать «Простые числа» онлайн - страница 40

А то, подумал я, что в биологии Парицкий вряд ли был компетентнее меня. Хорошо, не нужно быть таким категоричным. Конечно, он специально интересовался, но вряд ли тратил на изучение биологии достаточно много времени — чего-то нахватался, безусловно, но теория простых чисел оставалась для него главным делом жизни, не стал бы он отвлекаться на посторонние предметы. Или стал бы? Мы не говорили с Олегом Николаевичем о генетике, селекции, секвенирова-нии или о чем-то подобном. Но если он был математическим гением, а гении, говорят… нет, это о талантливых людях говорят, что они талантливы во всем, а вот гении… Гений, скорее, подобен космическому кораблю, летящему с субсветовой скоростью к единственной и практически недостижимой цели, которая к тому же не видна остальному «прогрессивному человечеству». Ракета мчится так быстро, что окружающее сливается для пилота в однообразный фон, рассматривать который нет времени…

Одно я все-таки понял. Точнее, сам себя убедил в том, что еще вчера пришло мне в голову и застряло, будто осколок снаряда. Будановой удалось выделить этот пресловутый ген-счетчик. Не знаю как. Она работала в большом коллективе. Это эксперимент, а не теория. Она не могла скрывать свои исследования, в отличие от Парицкого. Но нигде никогда ни в одном научном издании по генетике (я поискал во всех, какие знал, поисковых системах) не был упомянут ген-счетчик принятых человеком сознательных решений. Как же тогда…

Думать об этом не имело смысла, тем более, что имелся еще один вопрос, который я хотел задать Евгении Ниловне. Без ответа на этот второй вопрос я не мог прийти к окончательному выводу. Если бы не пошел снег, я бы еще мог рассчитывать… Я отправился бы к пруду… Нет, все равно ничего путного из этого не вышло бы: ни в генетике я не специалист, ни тем более в практической криминалистике. И не стоило ломать над этим голову.

— Я весь день думала над вашими словами, Петр Романович, — сказала Евгения Ниловна, когда я сел на старый, времен то ли коллективизации, то ли освоения целины, диван, пружины которого так скрипели, будто это был их последний миг — сейчас они лопнут, и острые концы вонзятся… Я бы пересел на стул, но Буданова опустилась на диван рядом со мной, и мне стало неудобно демонстрировать свои нелепые страхи.

— Я думала, обижаться мне на ваши слова или… — она сделала паузу, предполагая, видимо, что я скажу нечто вроде «да я ничего в виду не имел, на что же обижаться?».

Я, однако, молчал, думая больше о том, как разместиться, чтобы сидеть не на пружине, а где-нибудь в промежутке.

— И решила, что, возможно, вы правы, — продолжала Буданова. — Не знаю, что по этому поводу сказал бы Олег, и уже не спросишь… А вы все равно додумаетесь сами, только времени больше уйдет, я правильно понимаю?

Я промолчал.

— Молчание — не всегда знак согласия, чаще оно означает взаимное непонимание, — задумчиво проговорила Евгения Ниловна, и тогда я задал свой вопрос, над которым — а вовсе не над тем, секвениро-вала ли она ген-счетчик — размышлял весь день: