Читать «Дефо» онлайн - страница 50

Дмитрий Михайлович Урнов

«Славная революция» – так громко окрестили либеральные историки этот компромисс 1689 года. Ветхозаветные страсти, вдохновившие «большой бунт», оказались забыты: «буржуазное преобразование английского общества совершилось, Локк вытеснил пророка Аввакума».

Почему все-таки Робинзон родился именно в локковском 1632 году? Нет, непосредственно Локк тут ни при чем. Сочинения философа Дефо читал и, хотя без кавычек, цитировал, но биография философа ему едва ли была известна.

Датой рождения своего основного персонажа выбрал Дефо год гибели своего любимого героя, шведского короля Густава Адольфа, павшего в 1632 году в битве под Люсеном.

А как же тогда Локк, принц Оранский, и «славная революция»?

Густав Адольф – эталон для Дефо. «Вот какими должны быть правители!» – прямо и косвенно говорил Дефо, вспоминая шведского короля-воина. Конечно, этого монарха он приукрашивал. Ведь Ригу, например, Густав Адольф захватил коварством, а политика, которую проводил он, вовсе не была выгодна для англичан. В частности, шведы всеми силами старались закрыть прямую морскую дорогу между Россией и Англией. Но Дефо, пожалуй, даже не приукрашивал Густава Адольфа, а все прощал ему за то, что был шведский король по убеждениям протестант, по характеру солдат и деятель. Так со временем посмотрит Дефо и на Петра I: ничего не скажешь, молодец! Хотя и в этом случае личные пристрастия Дефо приходили в конфликт с мотивами дипломатическими. Однажды ему пришлось даже извиняться перед русским императором в печати. В своей газете он чересчур рьяпо предостерегал против русской морской экспансии, наше посольство в Лондоне подало протест, и Дефо было сделано внушение от кабинета министров. Но дипломатия дипломатией, а в душе Дефо Петру очень симпатизировал. Нравился ему этот император своим презрением к условностям. Был он тоже, как видно, человеком дела.

Тем же самым, в первую очередь сочувствием к протестантам, привлекал Дефо и новый английский король. «Найдется ли в нашей стране человек, который бы, отходя ко сну, не пожелал благоденствия Вильяму!» – чуть ли не со слезами умиления восклицал Дефо. Понятно, он и принца идеализировал. Вильям-Вильгельм, с детства приученный дворцовыми интригами к скрытности, был холодно-расчетливым циником. Известно, как разделывался он с политическими противниками. Планомерно обескровливал и уничтожал, причем чаще всего чужими руками. Однако Вильям действительно ввел закон о веротерпимости, и даже раскольники, на которых извечно шло гонение, вздохнули свободнее.

В ту пору вновь увидали Дефо в седле, когда мчался он навстречу королевским войскам. Дефо тогда почувствовал себя на коне и в широком смысле.

Эти времена он впоследствии всегда вспоминал как свои «золотые дни». Если верить его словам, сделался он доверенным лицом короля. Этой высокой дружбы биографы не отвергают полностью, но предлагают судить о ней со скидкой на всю ту дистанцию, которая должна была существовать между коронованным правителем и купцом из Сити, и потом, если были они друзьями, то почему же не сделал Дефо головокружительной карьеры какого-нибудь временщика? И тут мы видим: не на подъеме, а на излете своей деловой карьеры приблизился Дефо к королю. И так будет еще не раз на протяжении его бурной жизни. Имеющий доступ в высокие сферы, однако на ничтожных ролях, – вот положение Дефо в отличие, скажем, от участи его основного современника-соперника Свифта, считавшегося одно время некоронованным властителем страны. «А ведь никому не уступал Дефо по одаренности», – говорит биограф, желая подчеркнуть парадоксальное, приниженно-возвышенное положение, в каком находился создатель «Робинзона».