Читать «Дубровинский» онлайн - страница 28

Вадим Александрович Прокофьев

Царю Николаю II, этому «Чингизхану с телефоном», по словам Льва Толстого, мнится, что канули в прошлое революции и революционеры с бомбами, подкопами, револьверами, что охранительные начала самодержавия испугали трусливых, усмирили задиристых, искоренили смелых, борющихся.

И XX век грезился самодержцу в облике старой, купеческой, допетровской Руси, где так уютно потрескивали свечи, тихо теплились лампады, пахло ладаном, и боярские шапки, собольи шубы да длинные бороды были символами мудрости и власти, а Мономахова шапка – недосягаемой вершиной ее под сенью всевышнего.

«Назад, к допетровским временам», – провозгласила дворцовая камарилья. Это значит засилье дворянства во всех областях государственной, политической, экономической и культурной жизни страны.

«Назад, к Московской Руси» – это значит усиление патриархальных начал в деревне или попросту возрождение крепостнических порядков. Это православие и самодержавие, как гранитные утесы, стоящие на дороге к конституции.

А для тех, кто не согласен? Есть Шлиссельбург. Есть Петропавловка.

Есть централы, рудники, читинские, карийские, вилюйские остроги. Есть пули. Нагайки. И лес штыков.

За этим частоколом император чувствует себя спокойно.

В империи тишина, в империи порядок, в империи твердая власть…

В этом не уверены либералы-земцы, им кажется, что куцая конституция все же была бы громоотводом.

XX век, что несет он им?

Засунуть бы голову под крыло и чувствовать себя в безопасности. Но время врывается в земский уют тревожными ритмами.

И черная земная кровьСулит нам, раздувая вены,Все разрушая рубежи,Неслыханные перемены,Невиданные мятежи.

От страха перед этими мятежами либерала трясет лихоманка. Поближе к трону, за частокол штыков. Но и тут он дрожит и робко советует: «Нужно проводить умную, гибкую политику».

«Необходимо успокоить массовое движение», – волнуется московский купец, напяливший на себя вместо длиннополого кафтана английский фрак.

И земец и купец «протестуют против крайностей». Оба втираются в доверие к народу, чтобы потом выдать его головой царю.

Зашевелился «старый земец». Он откопал запылившийся всеподданнейший адрес о созыве Земского собора из представителей земств и городов. Это предел его мечтаний.

А век XX уже вступил в свои права. Он никому ничего не обещает. Добывайте сами.

XX не XVII. Можно нацепить на себя боярские хламиды, отпустить бороды, но не вернуть ни московской тишины, ни абсолютизма. Кануло в прошлое крепостничество. И капитализм домонополистический перерастает в империализм.

Образуются картели и синдикаты. Они монополизируют производство, сбыт, капиталы. Промышленный и банковский капиталы, сливаясь, создают капитал финансовый. Капиталы незримо проникают через рубежи государств, завоевывают рынки, колонии. Идет борьба за передел поделенного мира. Обостряется борьба между трудом и капиталом.

XX век властно стучится в двери фабричных бараков. Тянет за сигнальную веревку заводского гудка, возвещая о новых, еще «не виданных мятежах».