Читать «Порнограф» онлайн - страница 7

Как утверждают господа философы: кому раковый супчик, а кому всю жизнь рачком-с. Какая у нас самая привычная поза для как бы трудящихся и колхозных масс — верно, рабоче-крестьянская. Для приема пищи властителей дум народных.

Однако вижу: никто не приступает к приему. В чем дело? Ах, ждут первых лиц, то есть первых жоп текущего политического момента.

Фу, молодой человек, слышу напряженные голоса, как так можно? Не сметь трогать возвышенное! Не трогать священную клоаку, иначе гибель в её мстительных газах, как космической экспедиции в ипритных испарениях далекой и чужой планеты.

Ладно, не буду: неприкасаемые — это святое. Лучше вернемся к столу с яствами. Пока все ждали, я прибился к одному из них и принялся жевать осетрину. Она таяла во рту, как снега Килиманджаро, что, кстати, в Гималаях. Я блаженствовал. Потом моя рука, тянувшаяся для очередного удачного цапа, угодила в металлические тиски. Во всяком случае, так мне показалось.

— Положь на место рыбу, сволочь, — услышал гремучее шипение.

Что такое? Служивый лысоватый дядечка, похожий своим романтическим лакейским обличьем на питекантропа, у которого отобрали любимую берцовую кость.

— Отпусти руку, сволочь, — не был оригинальным и я. — А то за себя не отвечаю, блядь!

— А ты — рыбу, гад!

— Рыба в руке, дурак!

— А за дурака ответишь!

— Лабардан, блядь!

— Чего!

— Лабардан-с! — заорал я не своим голосом от боли в запястье. Классиков читать надо, мать твою так!

То бишь возник пошлый скандалец, закруживший меня, как водяной коловорот. Возникло впечатление, что я угодил в косяк фаршированных осетров, мотающих хвостами по моим же щекам — хлобысть-хлобысть! Ничего себе приемчик в честь независимости новой африканской республики!

Когда пришел в себя, оказалось, что публика аплодирует. Не мне. Порфироносцу, шествующему в окружении придворного люда. И прошел бы мимо, да я, оскорбленный таким неуважительным приемом, полоумно заорал:

— И эта демократия-девка, понимаешь, когда рылью в лабардан-с?!

— Шта? — Отец родной надвинулся на меня всей своей державной массой.

— В лабардан-с. Лицом, — промямлил я, решая на всякий случай брякнуться в барские ножки, чтобы сохранить свой недавно потревоженный скелет.

— Не нравится демократия, шта ли? — удивился Самодержец. И подал мне руку. — Из щелкоперов, шта ли? — И похлопал мою рабскую спину. — Ну-ну, скажи правду-мать. А то мои людишки измельчались, псы рыжие, плешивые да кудрявые.

Такая вот цесарская прихоть. Взоры всех присутствующих мигом обратились в нашу сторону. Началась мелкая суета — охрана с нежностью гамадрил начала отжимать желающих помолоть языком с Монархом, снизошедшим до какого-то жалкого партикулярного пачкуна словом.

Я старался не отвлекаться, когда ещё выйдет поговорить с героем нашего, взбаламученного им же, времени.

— Шта, тяжела жизнь, сынок? — спросил Государь. — Думаешь, у меня легка? Ох, и тяжела ж ты, шапка Мономаха.

— Известные слова, — вздохнул я. — История повторяется. Может, выпьем для осветления души? — Предложил. От растерянности: оказывается, и боги на земле тоже живые люди.