Читать «Добрый гений» онлайн - страница 28
Анатолий Алексин
Я поняла, что снова пора в больницу.
«Зависть обвиняет и судит без доказательств», — прочла я у одного мыслителя. Предельно мобилизованная на защиту сына от зависти, я продолжала вооружаться раздумьями знаменитостей, страдавших когда-либо от нападений завистников. Страдали, как я выяснила, фактически все… Каждый имел своих гонителей. Правда, имена страдавших сохранили века, а имена нападавших бесследно канули в Лету. Но страдавшие об этом не знали и этим не могли утешаться…
Я имела право презирать и ненавидеть завистников, потому что сама ни в каких случаях и никому не завидовала. Кроме, пожалуй, людей преклонных лет, не отягощенных недугами своего возраста, не нуждающихся в посторонней помощи и не изнуряющих своим бессилием родных и близких. Я думала: «Мне бы такое!…» Но такого мне не досталось. Еще не достигнув старости, я досрочно приобрела ее боли и немощи.
Гастроли дуэта, казалось, хотели помочь мне: благодаря им я регулярно укладывалась в больницу.
Из детского сада пришлось уйти… Проститься с моей работой означало проститься с детьми. А это, я думаю, труднее, чем с конструкциями, чертежами и кабинетами. В течение долгих лет я опять и опять как бы начинала жить заново: когда учишь произносить слова, и сама этому учишься, а когда помогаешь постигать окружающее, и сама постигаешь его по-иному… Не разлучаясь с детьми, чудится, не расстаешься и с собственным детством. А разлучившись, с грустью наверстываешь те годы, которые — такой возникал мираж — отделяли тебя от твоего настоящего возраста.
— Вам нужен покой! — убеждали врачи.
Но, став пенсионеркой и еще не привыкнув к этому состоянию, не слыша больше произносимое десятками младенческих голосов то призывно, то жалобно, то просто с нежностью. «Анна Александровна!», я покоя не обрела. Потому что не с должностью, не со службой рассталась, а с детьми.
Предстояла и очередная разлука с сыном. «Романсу наших дней» предоставили не только «авторитетнейшие географические точки», как говорил администратор «Что? Где? Когда?», но и лучшие, «самые престижные», по его словам, концертные залы. Одна разлука печально состыковалась с другой. Стыковка не была плавной и незаметной, она отозвалась в моем организме таким нервным толчком, что, слушая очередную репетицию новой программы, я стала помимо воли все глубже погружаться в свое любимое старинное кресло, в котором, как мне грезилось еще с малых лет, можно было спрятаться, укрыться от беды и невзгод. Постепенно я начала утрачивать ощущение мелодии, а потом и звуков вообще. Впала в трагичное забытье, которое называлось «комой» — словом, по-прежнему ассоциировавшимся у меня с извечной потешной игрой, с комьями снега, летящими по разным траекториям через дворик детского сада.
Позже я узнала, что Валерий оказал мне срочную помощь — сделал укол, а затем уж вызвал ту «Скорую помощь», которая могла явиться нескоро.
Нельзя было сказать, что я окончательно «пришла в себя» силы, которые покинули меня, не возвращались. Но в сознание я вернулась… Однако время от времени бессильно прикрывала глаза — и тогда Валерий паническим полушепотом заклинал: