Читать «Когда боги спят» онлайн - страница 154

Сергей Трофимович Алексеев

Однако в первый год, как только в храмы загрузили зерно, пришел какой-то старик, походил вокруг, посмотрел, а потом подошел к кладовщику и спрашивает:

— День-то сегодня какой?

— Вроде, четверг, — говорит тот.

— А завтра, выходит, суббота?

— Что ты, пятница!

— Да нет, — возразил старик. — Пятница уже была, теперь будет суббота.

И ушел. Кто такой был, откуда? Говорят, все время кто-нибудь приходил, являлся, грезился — место такое.

Этот разговор вспомнили спустя семь лет, а тогда забыли за ненадобностью. И по-прежнему дивились бы чуду местные агрономы, зарабатывая ордена, но перед самой посевной, в субботу, тот же самый кладовщик разговелся немного раньше Пасхи, напился и не закрыл на кровле продыхи. А начался сильнейший весенний ливень, вода с крыш потекла на зерно, которое довольно быстро разбухло и разорвало храмы снизу доверху. Часть стен упала, часть осталась стоять с опасным креном. Кладовщика арестовали, на допросах он вспомнил о старике, да только мистику во внимание не приняли и его посадили. Испорченное семенное зерно стали возить скоту, но коров пучило от такого корма, начался падеж и потому терриконы ячменя среди устоявших стен проросли и превратились в сырье для солода. Местные мужики кинулись к монастырю варить пиво, поначалу, говорят, возили его по деревням двадцативедерными кадками, но однажды стена рухнула и задавила сразу трех колхозников, отцов больших семей, кормильцев. После этого начальство пригнало бульдозеры, которые за два дня столкнули проросший ячмень в озеро.

И будто этот же старик, очень похожий на того, что в пятьдесят третьем молодому Василию Федоровичу попадался, снова появился в Соринской Пустыни, лет семнадцать назад видели. И многие его вспомнили, даже заговорить пытались, дескать, постарел ты, а он ходит и будто не видит никого. Походил по улицам, во дворы заглянул, а потом погрозил пальцем и сказал:

— Вот погодите, будет вам и воскресенье!

Эту его фразу до сих пор никто растолковать не мог, одни считали, к добру, мол, наконец-то наступит воскресение, другие же ничего хорошего не ждали…

* * *

По скупым воспоминаниям последнего инока Илиодора и в явно приукрашенной передаче его рассказов Василием Федоровичем, побег монастырской братии и мирских из Соринского монастыря в ночь со вторника на среду страстной недели семнадцатого года произошел следующим образом: как всегда около четырех утра монахи готовились к службе в летнем Ильинском храме, а по уставу все находящиеся в обители люди обязаны ходить на службу вместе с иноками и стоять от начала и до конца. Так вот, к этому времени возле церкви было уже человек десять мирских — мастеров-жестянщиков, работавших при монастыре, да и монахи подтягивались из своих келий, как вдруг земля под ногами вздрогнула, со стен храма посыпалась пыль и штукатурка и разом погасли зажженные свечи, лампадки и послышался низкий, утробный гул. Вначале никто ничего не понял, и келарь снова начал возжигать огонь, но через минуту у него под ногами зашевелился каменный пол, а в алтарной части вообще начал вспучиваться мыльным пузырем. Все, кто был в храме, с ужасом и молитвой на устах выскочили на улицу, земля содрогалась, и люди едва держались на ногах, началась паника и беготня, многие попадали на колени, помня, что страстная неделя в монастыре уже не раз была поистине страстной. В это время кто-то и увидел сквозь распахнутые двери Ильинской церкви свечение в алтаре и первым крикнул — знамение!