Читать «Когда боги спят» онлайн - страница 149
Сергей Трофимович Алексеев
Греческий митрополит Паисий Лигарид, торгующий в Москве табаком (это уже при Алексее Михайловиче), посетил отдаленную обитель, вроде бы тоже ходил поклониться мощам Арсения, однако возвратившись, написал, что тридцать шесть насельников ее, в основном, иноки, пришлые из разных монастырей, пребывают в лени, рукоблудии и чревоугодии, трапезничая с утра до вечера, с серебра и злата хмельное зелье пия. А иконы, утварь и облачение там ценности великой, ибо украшены золотом и дорогими каменьями, которых и при дворе не сыщешь.
Точно неизвестно, с какой целью писался этот донос, возможно, чтобы призвать братию к порядку, но скорее всего, учитывая личность и авантюризм грека, с мыслью поживиться за счет богатой Соринской Пустыни.
Однако ни патриарх, ни государь навести порядок не успели: Господь сам узрел и покарал сребролюбцев-чревоугодников смертью лютой. Наводнение случилось опять же в страстную неделю ранней Пасхи, во вторник, и позже сплавлявшиеся вниз по Соре купцы обнаружили полностью затопленный и смытый с лица земли деревянный монастырь, в том числе, снесенные льдом, недостроенные каменные сооружения и стены. Подобное наводнение, как морозы и засухи, случаются в этих краях примерно один раз в сто лет. Кого выловили из полых вод, положили в землю без отпевания.
Но монаху Митрофану, местному уроженцу, знающему характер Соры, удалось чудом спастись, и он, раскаявшись, вывез на трех подводах и где-то закопал монастырскую казну, всю золотую и серебряную утварь, оклады и кресты. Приняв обет молчания, он возродил обитель с жесточайшим уставом и абсолютным аскетизмом, только теперь на старом месте, то есть, в рощенье, которое никогда не затапливалось. И называться он стал Арсеньев Соринский монастырь. По преданию, сам Митрофан до пострига был ремесленником, медником-жестянщиком и потому собрал мастеров и организовал при обители мастерскую, где чеканили и отливали изделия исключительно из меди, презирая серебро и золото. Торговые же пути оставались вечными, не подвластными ни стихиям, ни, пожалуй, божьим карам, поэтому купцы на следующую ярмарку сбросились и в течение трех лет выстроили каменные храмы, палаты и мастерские, поскольку убоялись гнева Господня, да и не желали терять дешевый, прибыльный товар в виде медных окладов, меднолитых икон, крестов и прочих поделок высокого искусства и качества, ценной рыбы и мягкой рухляди.
Несмотря на строгость жизни, здесь все равно что-то происходило, потому как время от времени всех до единого насельников рассылали по другим монастырям, а то и вовсе сажали на цепь в земляные тюрьмы, а в Соринскую обитель посылали самых стойких духом и аскетичных иноков, чтобы по прошествии десятка лет заменить на новых. Болтали самое разное: мол, не выдерживают искушения бесом, не выносят строгости устава, впадают в уныние, вызывающее помутнение рассудка и, как следствие, склонность к ереси и даже богохульству. То им видение случится, придет какой-нибудь святой и давай проповедовать: неверно вы молитесь, не слышат вас на Небесах, надобно по-другому. И научит как. Иноки посчитают это за божье откровение и молятся по-новому, то на деревья, то на огонь или на солнце. А оказывается, все это погано и непотребно, и происходит потому, что монастырь стоит на языческом капище, и старые боги все время вредят новым.