Читать «Последние романтики» онлайн - страница 167

Рут Харрис

Оптимизм Кима был ко времени, а тревожные настроения Лэнсинга неуместны. Сейчас были необходимы уверенность и решительность Кима, а не осторожный консерватизм Лэнсинга. Важно было идти в ногу со временем, поэтому постепенно Лэнсинг начал перечислять дополнительные суммы денег – сначала свои собственные, потом Кима, потом Николь и остальных его клиентов – на покрытие разницы в стоимости акций. Он был настроен агрессивно. Каждый месяц, каждый год количество денег увеличивалось, как в легенде о Мидасе. Процветание продолжалось так долго, что мало кто думал о его конце. Портфель акций, которым управлял Лэнсинг, увеличился с пяти миллионов долларов в 1926 году до пятнадцати с половиной миллионов долларов в 1929 году, в ценах кануна Великого кризиса. Но в конце октября менее чем за неделю доллары, которые переходили от поколения к поколению, доллары, заработанные тяжелым трудом, доллары, которые были накоплены в результате экономного ведения хозяйства и самоограничения, доллары, которые были добыты правдами и неправдами, доллары, принадлежавшие Лэнсингу, его семье и его клиентам, доллары, вверенные Лэнсингу под опеку, чтобы он их сохранил, выгодно инвестировал и приумножил, – все эти доллары исчезли под общим обвалом, в общей панике.

Тридцатого октября Лэнсинг Хендрикс аккуратно побрился, побрызгал себя одеколоном, оделся в обычный, хорошо пригнанный темно-серый костюм, прикрепил золотую цепочку для часов, полученную от отца, на ее обычное место, вышел из каменного особняка, который он недавно купил себе в районе старого Бруквиля, пересек гравийную дорожку, сел в серебристый «пирс-эрроу», и водитель доставил его в офис на Брод-стрит, 10. Потом Лэнсинг попросил водителя заехать за ним в пять часов тридцать минут, чтобы завезти его в «Дельмонико», где он собирался встретиться с деловыми людьми за бокалом шампанского; лифт доставил его в офис на двенадцатом этаже. Там Лэнсинг приветствовал своего администратора и его секретаря, вошел в свой кабинет, закрыл за собой дверь, открыл окно и выпрыгнул.

Ким, привыкший иметь все, вдруг понял, что не имеет ничего. Ни отца, ни жены, ни детей, ни денег, а женщина, которую он любил, находилась по другую сторону океана. Он воспринял информацию о смерти отца, но не был в состоянии воспринять действительность, заключенную в этой информации. Раз сто он начинал набирать отцовский номер телефона и, вдруг понимая, что отец уже никогда не ответит ему, вешал трубку. Он купил два билета на боксерский матч в Мэдисон-сквер-гарден и лишь потом начал думать, а кого же он пригласит – ведь его отец не сможет пойти вместе с ним. Когда Кимджи спросил, чем они станут заниматься в День благодарения, Ким, не подумав, ответил, что они станут заниматься тем же, чем и обычно. Затем он понял, что это невозможно. Клюквенного соуса из сырых ягод, который повар всегда готовил в этот день, с тех пор как Ким помнил себя, и который Лэнсинг всегда тайком сбрызгивал бурбоном, – этого соуса уже больше никогда не будет. Улыбка на лице Лэнсинга, когда он разрезал индюшку, кусочки индюшки, нож с костяной ручкой, подаренный его матери на свадьбу, – ничего этого уже больше никогда не будет. Вся церемония, связанная с раскупориванием «Кларета», подаваемого к индюшке, – ничего этого не будет. Лэнсинг Хендрикс умер, и большая, важнейшая часть того мира, в котором существовал Ким, умерла вместе с ним.