Читать «Медведи и Я» онлайн - страница 61

Роберт Фрэнклин Лесли

Я не стал дожидаться, пока волки нажрутся или пока живущие по соседству койоты, лисы, медведи, рыси и пумы, а вслед за ними несметное множество мелких хищников придут по кровавому следу, чтобы продолжить пиршество. Заперев визжащих, рычащих и протестующих медвежат в хижине, я захватил с собой пилу и нож-секач и отправился за лосятиной со старым тобогганом, который я недавно привел в порядок. Ирония заключалась в том, что совершившаяся трагедия так кстати избавила меня от необходимости охотиться с помощью лука и стрел. Поражая волков камнями с ближней дистанции, я в несколько приемов с помощью пилы и ножа отрубил от туши пятьсот фунтов мяса. Эти куски я подвесил на ночь к тайнику с припасами, чтобы они там хорошенько заморозились.

Спустя четверо суток остатки туши исчезли; все это время я не выпускал медвежат из хижины, опасаясь нападения ночных хищников, которые в огромном количестве бродили вокруг. На падаль они собираются и днем. Пумы, гризли и волки утратили к ней интерес после того, как были съедены внутренности и большие мускулы. Койоты, лисы, барсуки и рыси сглодали мороженые кости, остальное подобрали черные медведи, норки, хомяки и еноты. Роскошные рога сохатого я подвесил над очагом.

Среди прочих чудес северного леса следует упомянуть о звуках и запахах, которыми он радует в начале зимы. Время от времени раздаются песенки оляпок и юнков или бормотание куропаток; но все-таки лес уже не тот, что был до сентября, когда он весь звенел от птичьих голосов; зато зимой стали слышны иные звуки. После первого снега вовсю распелись волки. Чаще стали трубить олени и лоси. Рыжая лисица из молчальницы превратилась в отъявленную болтушку. Не только звуки животного царства, но и все остальные приобрели зимой новое значение: то с треском обломится под тяжестью снега ветка, то прогрохочет вдалеке лавина. Только зимой я услышал, как журчит вода в водовороте, который образуется при впадении Отет-Крика в озеро. Вот те прерываемые задумчивой тишиной звуки, которые можно было слышать в зимнем лесу, когда ветер в соснах замирал до тихого шепота.

Однако самым внушительным из всех оркестрантов зимнего леса был ветер. Обрушиваясь метелью, он мчался с воем от Ледовитого океана через Клондайк, готовый заморозить на своем пути случайного путника. Порою от Тихого океана внезапно прорывался на север чинук и растапливал снега. Оба ветра могли ограничиться короткими мелодичными пассажами на закате солнца, либо взреветь среди ночи, громогласно сотрясая воздух, грозя разбоем и душегубством. Знаменитое молчание канадских лесов не наводило на меня тоски, зато ветер не раз вызывал чувство одиночества, и начинало казаться, что я всеми покинутый и забытый изгнанник.

И как бы в дополнение к тем чудесам, которые воспринимаются зрением и слухом, зимний воздух наполнился необыкновенно свежими запахами; северный ветер приносил чистый запах озона, а при теплом чинуке воздух становился солоноватым. Мне казалось, что в зависимости от ветра совершенно разными оттенками благоухала смола и хвоя бальзамовых деревьев. И совершенно исчезли с наступлением морозов запахи болота и сырости, которые раньше стояли вокруг озера и Отет-Крика.