Читать «Меттерних. Кучер Европы – лекарь Революции» онлайн - страница 10

Он показывает Наполеона в состоянии слабости, попавшего в сети, которые раскинули вокруг него множество мелких и небольших противников, но прежде всего запутавшегося в себе самом, в закономерностях своего взлета и условиях своего господства. “Ваши властители, – так набросился император на министра, – рожденные на троне, могут двадцать раз позволить разбить себя и все же опять и опять возвращаться в свои резиденции, но я этого не могу, я, сын удачи! Моя власть ни на день не переживет тот момент, когда я перестану быть сильным и внушать страх”. Были ли слова такими или другими, их смысл – чистая правда. То же относится к реплике Меттерниха на замечание Наполеона, что он не может и не будет заключать мир, поскольку выиграл две битвы (при Гросгершене 2 мая и при Баутцене 21 мая): “Судя по всему тому, что Ваше Величество мне только что сказали, я вижу доказательство невозможности взаимопонимания между Вашим Величеством и Европой. Ваши мирные договоры были всегда только перемириями. И неудачи, и успехи толкают Вас к войне. Сейчас такой момент, когда Вы и Европа бросили друг другу вызов; и Вы, и Европа примете его, но в борьбе будет побеждена не Европа!” Точно неизвестно, действительно ли император, после того как Меттерних назвал его армию своего рода последним призывом, армией детей (“он побледнел, и его черты исказились”), “швырнул шляпу в угол комнаты” и закричал: “Я вырос на поле боя, и такой человек, как я, мало беспокоится о жизни миллиона людей!”, но и этой сцене присуща внутренняя правда. Самого себя Меттерних, когда много лет спустя писал свои заметки, стилизовал под, так сказать, “глас судьбы”, который возвещает завоевателю его жребий – причем весьма элегантный и остроумный “глас”: “Я оставался совершенно спокоен, оперся об угол подставки между окнами и сказал, глубоко тронутый услышанным: ..давайте откроем двери, и пусть Ваши слова прозвучат от одного конца Франции до другого. Дело, которое я представляю, от этого не пострадает"”. Это уход античного прорицателя, который мемуарист изображает для потомков: “Вы растеряны, сир, – живо вскричал я, – у меня было предчувствие этого, когда я шел сюда; теперь у меня есть уверенность”. А маршалу Бертье, который провожал его до экипажа, он якобы сказал: “Все, с ним кончено!”.