Читать «Сожженная заживо» онлайн - страница 99

Девочки не имели права ходить в школу – а почему? Чтобы не знать о мире. Самое главное на свете – это родители. Что они сказали, то и надо делать. И только от них исходят знание, закон, образование. Вот почему для нас не существовало другой школы. Чтобы мы не ездили на автобусе, чтобы мы не одевались по-другому, чтобы в руке у нас не было портфеля, чтобы нас не учили читать и писать, – это слишком интеллигентно, нехорошо для девушки! Мой брат был единственным среди сестер; одевался так же, как в больших городах, ходил в парикмахерскую, в школу, в кино, свободно выходил из дома. А почему? Только потому, что у него болтается кое-что между ног! Ему повезло, у него два сына, но, в конце концов, это не ему повезло больше всех, а его дочерям. Да, именно им несказанно повезло, что они не родились!

Фонд «Возникновение» и Жаклин вместе с ним стремятся спасти этих девушек. Но это нелегко. Мы сидим, здесь сложа руки. Я вам говорю, а вы меня слушаете. А они там страдают! Именно по этой причине я свидетельствую о преступлениях во имя чести по просьбе ассоциации «Возникновение» и уверена, что эти преступления продолжаются!

Я живу, и я уверенно стою на ногах благодаря Господу Богу, Эдмонду Кайзеру и Жаклин. Ассоциация «Возникновение» взяла на себя смелость и огромную работу, чтобы помочь этим девушкам. Я ими восхищаюсь. Не знаю, как им это удается. Я бы лучше принесла еду или одежду беженцам, больным, чем выполнять их работу. Надо остерегаться в чужой стране любого. Можно разговаривать с любезной женщиной, а она на тебя донесет, потому что ты хочешь помочь, а она против. Жаклин обязана вести себя, как они, есть, ходить и говорить, как они. Она должна раствориться в этой стране, чтобы сохранить свою анонимность!»

– Спасибо, мадам!

Сначала мне было страшновато, я не знала, как разговаривать с публикой, а сейчас Жаклин вынуждена меня останавливать!

Говорить с аудиторией мне не трудно, но я боялась выступления по радио – из-за моего окружения, работы, моих дочерей, которые знали кое-что, но далеко не все. Им было примерно десять и восемь лет, у них были школьные друзья, и мне хотелось, чтобы они не все выкладывали им, если приятели будут их расспрашивать.

«Ой, здорово, как я хотела бы пойти с тобой!» – такая реакция Летиции одновременно внушала доверие и тревогу. Мама будет выступать по радио, это здорово... Я вполне понимала, что дочери еще не представляют, что заставляет меня выступать свидетелем, и кроме моих шрамов они почти ничего не знают о моей жизни. Рано или поздно, когда они станут старше, я должна буду им все сказать, и это заранее делало меня больной.