Читать «Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941» онлайн - страница 29

Другие советско-германские договоренности, в том числе и те, которые затрагивали правовые проблемы, как, например, договор о пограничных правовых отношениях от 31 августа 1940 г.[], по своей сути также были противоправными, ибо они, как и предыдущие, кроме торгово-экономических, основывались на насилии в отношении третьих стран.

Некоторые авторы и поныне считают, что секретные протоколы, принятые 23 августа и 28 сентября, не составляют определенную целостность с подписанными тогда же договорами, а посему не могут превращать эти договоры в недействительные с самого начала. Для такого превращения требуется оговорка либо в самих договорах, либо в секретных протоколах, и утверждается, будто таких оговорок не существует[].

Секретные протоколы к упомянутым выше договорам были не просто второстепенными приложениями, а их органическими составными частями. Не ясно лишь, почему именно Молотов настаивал на этом. Подобные предложения содержатся в его высказываниях во время беседы с Шуленбургом и во врученной им германскому послу памятной записке от 17 августа. Об этом же говорится в «Постскриптуме» к советскому проекту договора от 19 августа. На желание советского руководства иметь дополнительный протокол к договору ссылался и Гитлер в его письме к Сталину от 21 августа[].

Таким образом, упомянутые документы составили тот фундамент, на котором строились в 1939–июне 1941 г. политические и экономические отношения между Советским Союзом и Германией. Анализ содержания и особенно действий по претворению в жизнь положений этих документов не оставляет сомнений в том, что правительства обоих государств допустили серьезные нарушения принципов как своего внутригосударственного, так и международного права.

Как известно, в международном праве предусматриваются два вида договоров – межправительственные, а по особенно важным проблемам – межгосударственные. В угоду германской стороне, чтобы ускорить их ратификацию, договоры 23 августа и 28 сентября 1939 г., несмотря на их важное государственное значение, были снижены до категории межправительственных документов. Партнеры слишком торопились. Они не желали тратить время на обременительную процедуру парламентского обсуждения, которая может произойти в ходе их ратификации. Почему спешил Гитлер – понятно. Но что же вынуждало Сталина вводить их в действие немедленно после подписания? Ведь подписанные Советским Союзом несколько позднее такие государственные акты, как пакты о взаимопомощи с Прибалтийскими странами, Договор о дружбе и ненападении между СССР и Югославией от 6 апреля 1941 г., Пакт о нейтралитете между СССР и Японией от 13 апреля 1941 г. и ряд других, принимались на уровне Президиума Верховного Совета Союза ССР, а не правительства. А пакты с Прибалтийскими странами и Пакт с Японией вступали в силу только после их ратификации.