Читать «Выиграть время» онлайн - страница 28

В последних словах горбуна прозвучало столько злобы, что Данило внутренне содрогнулся.

— Но что боярин мог сделать тебе, калеке? Чем смог заслужить такую ненависть?

— Сейчас, княже, узнаешь. После этого суди, что питал бы к нему ты сам, будь на моем месте.

Горбун вновь отступил к дубу, прислонился к нему спиной, скрестил под плащом на груди руки.

— Нас было у молодого боярина трое мальчиков-слуг, одинаковых с ним по возрасту. Однажды ночные псы-волкодавы вырвались из псарни и порвали нашего паныча. Псарей закопали живьем в землю, Адомаса отправили на лечение к знаменитой в наших краях ведьме-знахарке. Когда он вернулся, мы пришли в спальню одевать его. Вначале он, не говоря ни слова, лишь смотрел на нас, потом стал кричать, упал на пол и зашелся в припадке. Сбежались другие слуги, пожаловали сами боярин с боярыней, стали допытываться, в чем дело. Тогда, указывая на нас, молодой Адомас спросил, почему мы лучше его — прямые и здоровые? Той же ночью по велению его матери нас всех троих искалечили, после чего приставили постоянно к молодому Адомасу, запретив допускать к нему на глаза прочих сверстников и даже друзей. Вот почему у меня поврежден позвоночник и искривлены ноги, вот как стал я калекой. Вся моя жизнь оказалась растоптанной по прихоти, капризу юного паныча! Теперь, княже, ответь, есть ли за что любить мне своего боярина?

Данило перекрестился.

— Бог судья вам обоим, тебе и боярину. Возьми от меня.

Он сунул руку за пояс, достал кошелек, протянул конюшему, однако тот отрицательно качнул головой.

— Княже, не твое золото, а ненависть к боярину Адомасу привела меня к тебе. Сейчас прощай, а к утру мне надобно быть на конюшне. Услышу или прознаю еще что-либо о твоем воеводе или о кознях боярина, снова явлюсь к тебе. До встречи.

Горбун поправил на голове капюшон плаща, сделал два шага в сторону и пропал среди кустов, словно растворился в темноте ночи.

Заложив руки за спину и глядя под ноги, великий московский князь Дмитрий не спеша шел по ухоженной тропинке монастырского сада. Рядом с ним, плечом к плечу, неслышно ступал его двоюродный брат Владимир, князь Серпуховским.

— Великий князь, — звучал голос Владимира, — вся русская земля поднялась на святой бой с Ордой, завтра русские войска выступят из Коломны навстречу Мамаю. Только я по твоей воле остаюсь в Москве и не приму участия в великом походе на степь. Скажи, чем прогневал тебя, чем не угодил? Иль нет уже былой веры в меня?

В голосе брата звучала плохо скрываемая обида. Дмитрий замедлил шаги, отломил от яблони тонкую веточку, легонько хлопнул себя по высокому сафьяновому сапогу.

— Нет, брат, совсем не из-за того оставляю тебя в Москве, что не верю, — глуховато произнес он. — Как раз наоборот, что верю в тебя, как в никого другого. Лишь ты сможешь выполнить то, для чего даю тебе пятнадцать тысяч лучшей конницы и оставляю за своей спиной.

Владимир Серпуховский махнул рукой и грустно усмехнулся.

— Что я могу свершить в твоем тылу, великий князь? Защитить Москву от Ягайлы? Оказать подмогу Андрею или Дмитрию Ольгердовичам, если навалится на них литовское войско? Понимаю, должен кто-то и беречь Москву, и прикрывать спину главного войска, но почему сие должно стать именно моим уделом? Разве нет у тебя других князей и бояр, разве нет в русском войске иных храбрых и опытных воевод, искушенных в воинском деле?