Читать ««Я просто применяю здравый смысл к общеизвестным фактам»» онлайн - страница 42

Яшико Сагамори

Бушевы извинения взахлеб — куда похабней похождений американской комсомолки в багдадской тюрьме. Кто-нибудь должен был бы ему объяснить, что нельзя проявлять добрую волю к людям, у которых понятие доброй воли отсутствует: когда мы оставляем их в живых, они воспринимают это как слабость, потому что сами они никогда не упускают случая убить тех, кто слабее.

Еще похабнее — неприкрытая радость демократов скандалу в преддверии выборов. Эти люди готовы пожертвовать страной, если гибель ее даст им возможность прийти к власти на обломках. Хуже всего то, что их энтузиазм абсурден. Могущественная клика Клинтонов ни за что не позволит победить в этом году демократу, потому что это означало бы конец президентских амбиций Хиллари. А когда Хиллари станет хозяйкой Белого дома, нам придется мерить аморальность Соединенных Штатов уже совершенно другой шкалой, на которой акул без микроскопа не углядишь.

Аморальней же всех сегодня ведет себя правительство Израиля, без боя отдающее территорию злобному, немощному врагу и заменяющее защиту своих граждан символическими жестами, которые заведомо неспособны отсрочить больше, чем на несколько часов, следующее массовое убийство евреев арабами.

Недавно мне пришло письмо от читателя, который в ответ на мои призывы к честной войне забеспокоился, удастся ли евреям сохранить моральное превосходство над врагом, если они наконец станут бить этого врага всерьез. Я объяснила ему, что в борьбе добра со злом неизбежно побеждает добро, потому что право решать, что такое хорошо и что такое плохо, достается победителю. И потому единственный способ уступить моральное превосходство акуле — это дать себя сожрать.

Приношу искренние извинения акулам за оскорбительное для них сравнение.

Чужая душа

Сколько раз вы слышали, что в глубине души все люди одинаковы? Среди великого множества заблуждений, разделяемых представителями всех культур, это, несомненно, — самое распространенное. Оно вселяет в американцев уверенность, что при первой же возможности любой мусульманин забросил бы джихад, сбрил бы бороду и переехал бы в пригород, где, обогатив собою этническое и религиозное разнообразие соседей, он стал бы приглашать их на барбекью на заднем дворе, где он мог бы обмениваться не слишком чопорными анекдотами со своими новыми друзьями, пока поросенок неторопливо исходит нежным соком на гриле, а хозяйка, в тесных шортах и футболке, с волосами цвета вороньего крыла, вьющимися волной по ветру, обносит гостей «будвайзером» и «зинфанделем», удивляясь про себя отсутствию дочери, которая давно должна была вернуться из кухни с фруктовым салатом, а, вместо этого, как выяснится позже, заперлась в гостевой спальне с очкастым еврейчиком из дома напротив и в данный момент изо всех сил старается не подпустить его слишком близко к заветному пределу, не оттолкнув его при этом слишком далеко, чтобы он не потерял интереса к процессу. В силу того же заблуждения, мусульмане твердо верят, что мы при первой же возможности радостно перебили бы мусульман, осквернили бы их трупы, изнасиловали жен, обратили в рабство детей, разрушили города, изгадили мечети, растащили пожитки, и отпраздновали бы победу плясками и раздачей сладостей на улицах Нью-Йорка и Тель-Авива.