Читать ««Я просто применяю здравый смысл к общеизвестным фактам»» онлайн - страница 19

Что мы, самоубийцы?

Нет, мы — евреи, и наша религия, в отличие от ислама, запрещает самоубийство. Но в то же время мы, в большинстве своем, либералы.

Я понимаю, что либеральные взгляды выглядят куда привлекательней моих, так же, как, скажем, Розенберги выглядят гораздо привлекательней на портрете работы Пикассо, чем на фотографиях. Например, я знакома с либеральной дамой, которая серьезно считает, что любовь к животным может исправить даже самых закоренелых преступников. Я, в отличие от нее, цинично верю в действенность смертной казни. Что же касается любви к животным, то я не просто верю, я знаю, что она так же не может исправить преступника, как и исцелить, ну, скажем, множественный склероз, хотя домашнее животное, безусловно, может помочь больному ненадолго отвлечься от своих страданий. Но зачем мне нужно отвлекать преступника от его страданий? Пусть себе страдает, он заслужил. В то же время, я не строю себе иллюзий: улыбающийся Тимоти Маквей с болонкой на коленях выглядел бы куда привлекательней, чем еще теплый Тимоти Маквей, уставившийся невидящими глазами в потолок камеры, где его только что казнили. Но можем ли мы пренебрегать опасностью, что решение проблемы преступности посредством болонки может привлечь подражателей? Дело-то нехитрое: купил удобрений, смастерил бомбу, убил несколько сот человек, поиграл с собачкой, купил удобрений… Нет, они правильно сделали, казнив его. Честно говоря, я даже испытала некоторое уважение к г-ну Маквею, когда он, отказавшись от бесконечных обжалований, принял свое заслуженное наказание без раскаяния, но со спокойным мужеством солдата, которым он оставался до самого конца.

К сожалению, вообразить картину трогательного слияния преступников с фауной невозможно без некоторых технических деталей. Вот, скажем, какой конкретно вид животных смог бы исправить Ленина? Гитлера? Супругов Розенберг? Осаму бин Ладена? Проблема усугубляется тем, что моя либеральная знакомая является защитницей прав животных. Сама я не захотела бы проводить свои дни в компании подобных типов. Не обернется ли целительная любовь преступников к животным жестокостью первых по отношению к последним? Есть ли у нас право пренебрегать интересами наших меньших братьев, используя их как бездушные, бесчувственные инструменты для достижения наших антропоцентрических целей?

Если пенологическая теория моей либеральной знакомой верна, то выбор вида является важнейшим фактором для успеха процедуры. Возьмите, к примеру, арабов. Арабы любят своих верблюдов с тех пор, как Авраам указал на дверь Агари с ее ублюдком. Люди, знакомые с арабскими обычаями, говорят, что многие арабы любят своих верблюдов больше, чем других членов семьи. Никто никогда не слышал, чтоб араб в гневе убил верблюда, в то время как убийство дочерей и сестер для поддержания семейной чести случается у них чаще, чем понос. Рассказывают также, что, благодаря исключительно строгой морали, делающей любовь арабов к арабкам практически невозможной, арабы утешаются любовью к овцам, козам, ослам и другим сельскохозяйственным животным. Несмотря на это, зверское убийство беззащитных людей остается их национальным видом спорта. Рассуждая логически, отсюда следует, что либо любовь к животным не заменяет ни тюрем, ни войн, либо арабы неправильно выбрали себе животных для любви. Я бы предложила проверить, как повлияют на них ядовитые змеи и голодные крокодилы. То немногое, что я знаю про вирус Эбола, тоже звучит перспективно, но я не уверена, считаются ли вирусы животными. Как по вашему, есть у вирусов права?