Читать «Испанский гость» онлайн - страница 5

Из комнаты вышла Танька, сразу поняла, что разговор у родителей неприятный, и решила сломать его:

— Папа, а тот дядя, который сказал, что он Волк, приедет к нам?

— Он уже едет.

— Наверно, надо в комнате убрать?

— Не мешало бы.

— Скажи, Танька, — обратилась Наталья Михайловна к дочери. — Что тебя больше всего радует?

— Сказки. А тебя?

— Меня тоже, — горько усмехнулась Наталья Михайловна.

— Папа, а у того дяди, который звонил, большие зубы?

— Нет, он не из зубастых. У него есть кое-что иное... Он знает, что нужно делать в каждый момент, и делает это. Несмотря ни на что.

— А уши у него мохнатые? — Танька явно спасала положение. Вадим Кузьмич потрепал ее по голове. — Приедет — посмотрим. Может, и заросли уже. А пока — уборка! Объявляется часовая готовность. — Вадим Кузьмич хлопнул в ладоши. — Засекаю время. Через час в нашу дверь войдет Человек из Испании. Вы, девки, наводите порядок, а я бегу за бутылкой.

— Купи колбасы, — напомнила Наталья Михайловна. — Что еще... Да, хлеба возьми.

Сбежав по лестнице, распахнув дверь на улицу, Вадим Кузьмич счастливо улыбнулся — шел мелкий дождь, размокшие листья срывались с деревьев, не кружась, тяжело падали на асфальт и светились в сумерках осени. Вадим Кузьмич любил такую погоду и, оказавшись на улице, понял, что не только за бутылкой выбежал, хотел побыть один. Он поднял воротник плаща, сунул руки в карманы и не спеша зашагал к дальнему гастроному, красные неоновые буквы которого светились за деревьями.

Наверно, все-таки не случайно оказался Анфертьев фотографом, а не экономистом или снабженцем, уж коли он покинул спокойную гавань родной специальности. Сказать, что душа его стремилась к прекрасному, будет слишком красиво и не очень верно. Так часто говорят люди, не знающие, что это такое, но желающие произвести приятное впечатление на простоватых собеседников. Фотографией Вадим Кузьмич начал заниматься еще в школе, и до сих пор она ему не опостылела, хотя со многими фотографами это происходит не так уж редко. Он любил снимать туманные лесные опушки, осенний листопад, закаты, лесные озера. Скорее всего в душе он был пейзажистом, этот Вадим Кузьмич Анфертьев.

Нередко, гуляя по городу, Анфертьев лишь восторженно крякал, сокрушался, что не может увековечить для всех стран и народов на все будущие времена — двух ворон, хрипло лающих собак, мужичка, раздумчиво беседующего с бездомным псом, или луч от фонаря в мокрой листве. Но, едва взглянув на эти картины, он как бы снимал их, все-таки снимал и навсегда запоминал.

Дома Анфертьев застал окончание уборки. Вымытые и поставленные на ребро тарелки роняли капли воды, раковина была продраена какими-то порошками с романтическими неземными названиями. Танька молча стаскивала в свой угол бантики, карандаши, носки, которые обычно валялись по всей квартире. Стол светился льняной скатертью. На Наталье Михайловне полыхало красное тесноватое платье, посверкивало кольцо, о боже, она надела золотое кольцо с розовой стекляшкой. Надколотый кувшин исчез с полки, роскошный альбом вынут из картонной коробки и поставлен лицом к Вовушке, опять же для Вовушки Наталья Михайловна выставила в передней ненадеванные тапочки, за которыми простояла в очереди самых лучших в ее жизни три часа, ругаясь и исписывая ладони химическим карандашом.