Читать «Рисунки баталиста» онлайн - страница 52

Александр Андреевич Проханов

Веретенов смотрел на властного, нестарого, с умным лицом командира. Думал, что от слова, от мысли и воли этого человека зависит жизнь и судьба его сына, а значит, и его, Веретенова. И эта связь и зависимость, неведомая командиру, но ясная Веретенову, мешала ему быть свободным. Ставила его в подчиненное положение. Он робел и смущался.

– Вы служили в армии? – поинтересовался командир.

– Нет, не служил. Офицер запаса, – ответил Веретенов. – Для того сюда и приехал. Чтоб пережить, увидеть все самому и написать картины.

– Думаю, очень важно, очень насущно то, что вы затеяли. Народ-то там, в Союзе, живет в мире, в покое, мало об этом знает. Одна часть народа живет в мире, работает, путешествует, веселится, а другая часть здесь, под пулями. А об этом мало говорят, мало знают. Стыдливость какая-то, что ли? Идет война, настоящая. Объявленная, необъявленная, но война. А какие войны сегодня объявлены? Матерям тяжело, страшно, но они должны знать про своих сыновей. Всякая правда лучше. Армия несет жертвы и хочет, чтоб о них знал народ. А то живем двойной жизнью!

– Вы правы. – Эта мысль казалась Веретенову важной, знакомой. – Действительно, как будто две реальности, две жизни. Та, мирная, в которой еще вчера находился, и эта! И они не соприкасаются, что удивительно!

– Они и не должны соприкасаться! – сказал командир. – Для этого мы здесь и стоим. Но народ должен знать о своей армии, о своих солдатах, о своей молодежи! Я вот, знаете, был недавно в Союзе всего два дня, на совещании. Гражданские ничего не знают об этой войне. А ведь придется узнать. Страшные вещи узнать придется! И если ваши картины, ваши работы вам удадутся и их увидят люди, это будет важное дело! А мы со своей стороны здесь вам поможем. Все покажем. Все своими глазами увидите!

Веретенов в своей настороженности, все еще смущаясь командира, вдруг подумал: эти военные, эти затянутые в ремни офицеры, эти молодые, в зеленых панамах солдаты явились сюда как единое целое, соединенное в роты, батальоны, полки. Но каждый, неповторимый, отдельный, имеет свою тайну, свое понимание войны. Кто боль. Кто ярость. Кто вину и раскаяние. И этот офицер, управляющий войсками, там, на Родине, оставил жену и семью. И бог знает, какие шепоты были у них там, в Союзе, во время их краткой встречи. И этот политработник Кадацкий, утомленный походами. И светлоусый ротный Молчанов, явившийся на свидание к отцу. Все они, действуя слитно, хранят в себе каждый свою неповторимую сущность и тайну, которую ему, художнику, в них предстоит отгадать.

– Вот, – говорил командир. – Вот вкратце обстановка, сложившаяся на сегодня в районе Герата. – Отбросил шторки. Открыл карту.

Веретенов слушал, а сам стремился проникнуть сквозь сухую схему слов, создать из них образ. Слушал и рисовал одновременно картину, подбирая коричнево-желтую гамму, с мазками зеленого, синего, под стать карте. Ее оттенки терракотовые, сине-голубые, зеленые, очертания гор и равнин, лики материков, разливы океанов напоминали картину. Чей-то портрет. На этой картине не была видна, но подразумевалась жизнь человечества. Войны, строительства, возведение городов и плотин, перемещения народов. Вся эта жизнь человечества протекала на фоне чьих-то огромных смугло-коричневых ликов, нежно-голубых одеяний. Мудрецы, думающие долгую терпеливую думу о людях.