Читать «Замурованная царица» онлайн - страница 37
Даниил Лукич Мордовцев
— Бедные, бедные! — прошептала Лаодика. — Что же Эней?
— Эней, увидев, что для города нет уже спасения, собрал нас всех и повел прямой дорогой в свой родной город Дарданос. Там мы наскоро снарядили корабли и морем бежали от злосчастных берегов священного Илиона… Мы издали видели, как он дымился, догорая.
Лаодика плакала: она оплакивала гибель своего родного города и всего, что ей было дорого.
— А Эней? Что с ним сталось? — спросила она, стараясь подавить рыдания. К Энею юная Лаодика питала нежное чувство: она давно его любила пламенно; он первый разбудил в ней, почти ребенке, спавшую женщину, и она полюбила его со всей беззаветностью первой пробудившейся страсти. Но об этом чувстве никто не догадывался: ласки, которые она давала Энею в своем саду, в ночь перед его единоборством с Патроклом, видели с темного неба только молчаливые звезды.
— Эней, — отвечал на ее вопрос Адирома, — долго скитался со своими кораблями по бурному морю, преследуемый жестоким Посейдоном, пока нас не прибило к берегам Африки.
— Сюда, в Египет? — встрепенулась Лаодика. — Так Эней здесь?
Казалось, что мгновенно мрачная пелена спала с ее глаз, и это чужое небо, сдавалось, глянуло на нее приветливо, любовно; Нил не казался таким мутным; высокие пальмы стали красивее, гранитные, задумчивые сфинксы — не так строгими.
— Да, богоравная Лаодика, почти в Египет, только туда, западнее, ближе к Атланту, где этот гигант держит на своих плечах свод небесный, — отвечал Адирома, — мы пристали к городу Карфаго, где царицей была прекрасная Дидона.
— Дидона? — неожиданно вмешалась в разговор Херсе, которая до сих пор все молчала. — Она, должно быть, внучка нашего бывшего ливийского царя Дидо, которого разбил фараон Минепта II. A каких лет она, добрый Адирома?
— Лет около двадцати-девятнадцати.
— Так это она: я видела ее мать еще совсем ребенком, она опоясывалась тогда еще поясом младенчества. О боги! Как быстро обращает великий Озирис колесо времени! И у нее уже дочь, царица, — говорила старая Херсе, качая поседевшей головой.
— Где же теперь Эней? — со сдержанным нетерпением спросила Лаодика.
— Не знаю, богоравная дочь Приама, — отвечал Адирома.
— Что же Дидона? — снова спросила Лаодика. — Она приняла вас?
— Не только приняла, но она отдала Энею и себя, и свое царство.
Заметная бледность разлилась по миловидному личику Дочери Приама.
— Себя отдала Энею? — спросила она чуть слышно.
— Да, и все царство.
— И он взял ее? — Адирома только по движению побледневших губ Лаодики мог прочесть ее беззвучный вопрос.
— Нет, не взял. Он следовал велениям богов: они повелели ему отплыть в землю италов, к самому краю земли.
— И он отплыл?
— Отплыл, царевна.
— А Дидона? — голос Лаодики срывался.
— Дидона сожгла себя на костре.
— Как! Что! — Лаодика привстала, вся дрожа.
— Дидона полюбила Энея и не могла перенести разлуки с ним.
Краска медленно возвращалась на бледные щеки Лаодики.
Вечерело. На землю, на Нил, на горы спускались тени ночи. В вечернем воздухе прозвучал медный голос трубы кормчего, и «Восход в Мемфисе» стал поворачивать к берегу, на ночлег.