Читать «Смерть Богов. Юлиан Отступник» онлайн - страница 36
Дмитрий Сергееевич Мережковский
– А вот как. Пустим на свободу. Они улетят прямо в небо, к престолу Афродиты. Не правда ли? Богиня там, в небе. Она примет их. Позволь, пожалуйста, милый!
Амариллис так нежно целовала его, что он не имел духа отказать.
Тогда девушка развязала и пустила голубей. Они затрепетали белыми крыльями с радостным шелестом и полетели в небо – к престолу Афродиты. Заслоняя глаза рукой, жрец смотрел, как исчезает в небе жертва христианки. И Амариллис прыгала от восторга, хлопая в ладоши:
– Афродита! Афродита! Прими бескровную жертву!
Олимпиадор ушел. Юлиан торжественно и робко приступил к Амариллис. Голос его дрогнул, щеки вспыхнули, когда тихо произнес он имя девушки.
– Амариллис! Я принес тебе…
– Да, я уже давно хотела спросить, что это у тебя?
– Трирема…
– Трирема? Какая? Для чего? Что ты говоришь?
– Настоящая, либурнская…
Он стал быстро развертывать подарок, но вдруг почувствовал неодолимый стыд.
Амариллис смотрела в недоумении.
Он совсем смутился и взглянул на нее с мольбою, опуская игрушечный корабль в маленькие волны фонтана.
– Ты не думай, Амариллис,-трирема настоящая.
С парусами. Видишь, плавает и руль есть…
Но Амариллис громко хохотала над подарком;
– На что мне трирема? Недалеко с ней уплывешь.
Это корабль для мышей или цикад. Подари лучше Психее: она будет рада. Видишь, как смотрит.
Юлиан был оскорблен. Он старался принять равнодушный вид, но чувствовал, что слезы сжимают горло его, концы губ дрожат и спускаются. Он сделал отчаянное усилие, удержался от слез и сказал:
– Я вижу, что ты ничего не понимаешь…
Подумал и прибавил:
– Ничего не понимаешь в искусстве!
Но Амариллис еще громче засмеялась.
К довершению обиды позвали ее к жениху. Это был богатый самосский купец. Он слишком сильно душился, одевался безвкусно и в разговоре делал грамматические ошибки. Юлиан его ненавидел. Весь дом омрачился, и радость исчезла, когда он узнал, что пришел самосец.
Из соседней комнаты доносилось радостное щебетание Амариллис и голос жениха.
Юлиан схватил свою дорогую, настоящую, либургскую трирему, стоившую ему столько трудов, сломал мачту, сорвал паруса, перепутал снасти, растоптал, изуродовал корабль, не говоря ни слова, с тихою яростью, к ужасу Психеи.
Амариллис вернулась. На лице ее были следы чужого счастья – тот избыток жизни, чрезмерная радость любви, когда молодым девушкам все равно, кого обнимать и целовать.
– Юлиан, прости меня; я обидела тебя. Ну, прости же, дорогой мой! Видишь, как я тебя люблю… люблю…
И прежде чем он успел опомниться, Амариллис, откинув тунику, обвила его шею голыми, свежими руками.
Сердце его упало от сладкого страха: он увидел так близко от себя, как никогда еще, большие, влажно-черные глаза; от нее пахло сильно, как от цветов. Голова мальчика закружилась. Она прижимала тело его к своей груди. Он закрыл глаза и почувствовал на губах поцелуй.
– Амариллис! Амариллис! Где же ты?
Это был голос самосца. Юлиан изо всей силы оттолкнул девушку. Сердце его сжалось от боли и ненависти.
Он закричал: «Оставь, оставь меня!»-вырвался и убежал.
– Юлиан! Юлиан!