Читать «В футбольном зазеркалье» онлайн - страница 102

Из-за дивана достал грелку, постоял в задумчивости, затем подбросил ее и поймал, словно мяч.

– Так что и меня, брат, грызет мыслишка, что едет советская команда. Не какая-нибудь, а – советская! Все мы знаем об этом, знаем и помним. Ну, да ты не мальчик, чего тебе рассказывать – сам играл за рубежом.

Напоследок он распорядился:

– После обеда проследи, чтобы никто зря не болтался. Увижу кого за картами или в биллиардной – худо будет.

И мотнул головой:

– Все. Ступай.

Молоденький девятый номер, протеже Комова, потерял голову еще до первого свистка судьи. Поставленный на острие атаки, парнишка чувствовал себя неопытным пловцом, брошенным в широкий и глубокий омут. Защита ленинградцев всегда славилась жесткой игрой, и «девятке» в окружении стремительных и крепконогих сторожей ворот становилось страшно. Храбрости его хватало лишь до штрафной площадки, а дальше он терялся и мало-помалу стал жаться ближе к своим, к воротам, ища уверенности в силах.

– Старик, – успел сказать ему задыхающийся Скачков, – не жмись, играй пошире.

Куда там – шире! Его уже несколько раз принял на корпус один из центральных защитников и надолго отбил охоту заходить в штрафную. Скачков одновременно и жалел неопытного новичка и злился на всех тех, кто бросил парня на посмешище, словно щенка во взрослую безжалостную стаю.

Первый тайм проиграли – пропустили гол. На разборе игры потом были упреки, что ошибалась защита. Что ж, верно – ошибки были и немало, однако ошибаться защитников заставляют нападающие, а нападение гостей хозяйничало у чужих ворот, как хотело.

В перерыве Иван Степанович отправил измученного «девятку» в бассейн и сделал знак Серебрякову: давай! Матвей Матвеич, помогая Владику стаскивать тренировочные брюки и фуфайку, шептал, шипел, подталкивал:

– В ладь, покажи им – слышишь? Ты просто должен! Слышишь – должен!

Серебряков и сам все понимал.

Увидев Серебрякова, трибуны взорвались аплодисментами. Впрочем, имя молодого игрока было известно лишь немногим, только самым рьяным, самым посвященным, а в гуле нарастающих аплодисментов выражалось недовольство теми, кто безапелляционно вмешивался в жизнь команды. И, кажется, все или почти все, кто сидел в центральной ложе, поспешили сделать вид, что заняты беседою с соседями.

А Владику в эту минуту казалось, что рокот стадиона относится к нему одному и тысячи, десятки тысяч глаз направлены на его долговязую фигуру, на его чистые колени – на него, стоявшего, словно игрушка среди истерзанных, едва успевших отдохнуть товарищей. Он не был новичком на поле, но что значили жиденькие рукоплескания тех жалких кучек зрителей, не пропускавших игр дубля, по сравнению с вулканными раскатами всех переполненных трибун, когда ошибке ли, успеху ли спортсмена аккомпанирует протяжный мощный вздох целого стадиона. И вот он все-таки дождался своего счастливого мгновения! От нетерпения в нем все напрягалось и дрожало, он наклонялся над мячом в его ногах и жадно, страстно не сводил глаз с человека в черной форме и с секундомером – жег его взглядом, торопил, подстегивал: да ну же, ну!