Читать «Интерлюдия. Последнее лето Форсайта» онлайн - страница 32

Приедет! Дождался! Так она существует, и он не покинут! Приедет! По всему телу прошло тепло; щеки и лоб горели. Он выпил бульон, отодвинул столик и лежал очень тихо, пока не убрали посуду и он не остался один; но время от времени глаза его подмигивали. Приедет! Сердце билось быстро, а потом, казалось, совсем перставало биться. В три часа он встал и не спеша бесшумно оделся. Холли и mam zeile, верно, в классной, прислуга, скорее всего, пообедала и спит. Он осторожно отворил дверь и сошёл вниз. В холле одиноко лежал пёс Балтазар, и в сопровождении его старый Джолион прошёл в свой кабинет, а оттуда — на палящее солнце. Он думал пойти встретить её в роще, но сейчас же почувствовал, что не сможет в такую жару. Тогда он уселся под старым дубом около качелей, и пёс Балтазар, тоже страдавший от жары, улёгся у его ног. Он сидел и улыбался. Какой буйный, яркий день! Как жужжат насекомые, воркуют голуби! Квинтэссенция летнего дня. Дивно! И он был счастлив, счастлив, как мальчишка. Она приедет; она его не бросила. У него есть все, чего он хочет в жизни, если бы только полегче было дышать и не так давило вот тут! Он увидит её, когда она выйдет из папоротников, подойдёт, чуть покачиваясь, серолиловая фигурка, пройдёт по ромашкам, и одуванчикам, и макам газона — по макам с цветущими шапками. Он не пошевельнётся, но она подойдёт к нему и скажет: «Милый дядя Джолион, простите! «, и сядет на качели, и он сможет глядеть на неё и рассказать ей, что он немножко прихворнул, но сейчас совсем здоров; и пёс будет лизать ей руку. Пёс знает, что хозяин её любит; хороший пёс.

Под густыми ветвями было совсем тенисто; солнце не проникало к нему, только озаряло весь мир вокруг, так что был виден Эпсомский ипподром вон там, очень далеко, и коровы, что паслись в клевере, обмахиваясь хвостами от мух. Пахло липами и мятой. А, вот почему так шумели пчелы. Они были взволнованны, веселы, как взволнованно и весело было его сердце. И сонные, сонные и пьяные от мёда и счастья, как сонно и пьяно было у него на сердце. Жарко, жарко, — словно говорили они; большие пчелы, и маленькие, и мухи тоже.

Часы над конюшней пробили четыре; через полчаса она будет здесь. Он чуточку вздремнёт, ведь он так мало спал последнее время; а потом проснётся свежим для неё, для молодости и красоты, идущей к нему по залитой солнцем лужайке, — для дамы в сером! И, глубже усевшись в кресло, он закрыл глаза. Едва заметный ветерок принёс пушинку от чертополоха, и она опустилась на его усы, более белые, чем она сама. Он не заметил этого; но его дыхание шевелило её. Луч солнца пробился сквозь листву и лёг на его башмак. Прилетел шмель и стал прохаживаться по его соломенной шляпе. И сладкая волна дремоты проникла под шляпу в мозг, и голова качнулась вперёд и упала на грудь. Знойно, жарко, — жужжало вокруг.

Часы над конюшней пробили четверть. Пёс Балтазар потянулся и взглянул на хозяина. Пушинка не шевелилась. Пёс положил голову на освещённую солнцем ногу. Она осталась неподвижной. Пёс быстро отнял морду, встал и вскочил на колени к старому Джолиону, заглянул ему в лицо, взвизгнул, потом, соскочив, сел на задние лапы, задрал голову. И вдруг протяжно, протяжно завыл.