Читать «Состоятельная женщина. Книга 2» онлайн - страница 32

Блэки О'Нил остался единственным духовным связующим звеном между нею и ее прошлой жизнью, с ее семьей, которую она любила и по которой скучала. Конечно, испытываемое ею периодически беспокойство было вполне искренним и касалось только благополучия Блэки, поскольку Эмма не была приучена жалеть себя. Кроме того, благодаря собственным усилиям, она сумела устроиться совсем неплохо. У нее была работа в швейной мастерской Каллински и комната в доме миссис Дэниел, и, несмотря на временность и даже призрачность своего теперешнего благополучия, оно давало Эмме приятное чувство защищенности.

Домовладелица, с каждым днем становившаяся все более сердечной и менее капризной, неожиданно заявила Эмме, что та может без сомнения рассчитывать на нее и дальше. Наблюдательной миссис Дэниел не потребовалось много времени, чтобы заметить благопристойность, гордость и хорошее воспитание Эммы. Достаточно было взглянуть на то, как она себя повела, столкнувшись в холле с двумя джентльменами, снимавшими в доме комнаты с пансионом. Вежливо, но сдержанно раскланявшись с ними, Эмма быстро, не теряя достоинства поднялась в свою комнату. С этой девушкой не будет хлопот, подумала Гертруда Дэниел, а вслух сказала: „Вы можете оставаться в моем доме сколько захотите, милочка”. При этих словах тестоподобное лицо миссис Дэниел расплылось в улыбке, и она почти с нежностью пожала Эмме руку чуть выше локтя.

У Каллински Эмма зарабатывала достаточно, чтобы прилично себя содержать, а главное – не трогать своих небольших сбережений. Тратя деньги лишь на самое необходимое и предпочитая поэтому передвигаться только пешком, она вечерами валилась с ног от усталости. Но несмотря на свою бережливость, Эмма старалась покупать себе вкусную и питательную еду. Ей хватило благоразумия сообразить, что она любой ценой должна поддерживать свои силы и энергию. Если она перестанет заботиться о себе, то быстро ослабеет и не будет в состоянии работать. Эта мысль приводила ее в ужас. К тому же она ждала ребенка, и о нем тоже надо было думать.

Работала Эмма в маленькой швейной мастерской на Роккингем-стрит с восьми утра до шести-семи вечера. С первого дня она буквально наслаждалась этой работой. Дела у Абрахама Каллински шли достаточно успешно, он не был тираном, и, наверное, поэтому никому из служащих не приходило в голову злоупотреблять его добросердечием. Они могли слегка запаздывать на работу, им не запрещали разговаривать во время рабочего дня или продолжительности перерывов на чай или ленч. Служащим платили сдельно, и этой платы им хватало на жизнь. Со своей стороны, Абрахам тоже был доволен: мастерская приносила доход, обещавший со временем осуществить его мечту о большом швейном предприятии. Поэтому он не считал нужным погонять служащих, как говорится, не жалея хлыста.

Девушки-мастерицы в большинстве своем были уроженками здешних мест, и, несмотря на то, что все работавшие мужчины были евреями, атмосферу мастерской пронизывал дух товарищества, то и дело раздавались дружеские шутки, перекрывающие порой стук швейных машин. Эмма, сидя по колено в обрезках ткани и клочьях ваты за длинным деревянным столом, трудилась с проворством и неутомимостью, поражавшими самых закаленных девушек. Все они были общительными, даже склонными к грубому юмору, но очень добрыми. Говорили они на особом лидсском диалекте, но Эмма хорошо их понимала, поскольку лидсский говор имел много общего с близким ей йоркширским диалектом, широко распространенным в шахтерских районах. Сама Эмма старалась говорить правильно, подражая мелодичной речи Оливии Уэйнрайт и даже чуть пародируя ее. Она никогда не позволяла себе опускаться до грубого говора своих товарок, зная, что дурные привычки легче приобрести, чем потом от них избавляться. На первых порах девушки поддразнивали ее за хорошо поставленный голос: „Говорит, будто ножом по стеклу режет”. Эмма улыбалась в ответ и воспринимала их насмешки с таким дружелюбием, что ее вскоре оставили в покое и стали принимать за свою. Но никто из девушек так и не смог привыкнуть ни к ее утонченной красоте, ни к ее хорошим манерам. Они продолжали искоса бросать на нее восхищенные взгляды и тихо благоговели перед ней, хотя Эмма этого не замечала.