Читать «Орден куртуазных маньеристов (сборник)» онлайн - страница 5

Дмитрий Быков

Я менеджер тухлого клуба

Я менеджер тухлого клуба, В котором толчётся хипня. Кобзон и Успенская Люба Навряд ли споют у меня, Ветлицкая тоже Наташка Навряд ли заглянет сюда. Филипп и евонная пташка Ко мне не придут никогда. Так кто же у нас выступает, Кто слух усладит хиппанам? Здесь Слава Могильный бывает, Ди-джей Кабыздох ходит к нам. Ужель про таких не слыхали? О, люди! Ленивые тли! А бард Теймураз Миноссали, Цвет совести русской земли? А Гиршман, поэт и прозаик? Какой тебе Алан Чумак? Стихами он всех усыпляет: И мух, и людей и собак. Поэтому вход для зверюшек, Как видите, не возбранён, приводят и тёлок и хрюшек И поят зелёным вином. Потом их волочат на дойку, А кое-кого на зарез. Шучу я, конечно же в койку. У нас в этом смысле прогресс. Ведь все мы, друзья, зоофилы, Животные, мать нашу так, И будем любить до могилы И тёлок, и жаб, и собак.

Я любил поджигать кадиллаки

Я любил поджигать кадиллаки, Хоть и был я не очень богат, Но буржуи, такие собаки, Норовили всучить суррогат. "Подожги, - говорили, - Вадюша, Хоть вот этот поганенький джип." - "Нет, давай кадиллак, дорогуша, Если ты не петух, а мужик". И обиделись вдруг богатеи, Что какой-то пьянчуга-поэт Вытворяет такие затеи, А они, получается, нет. Да, ни в чём не терпел я отказа, Власть я шибко большую имел, Ведь чесались сильней, чем от сглаза, От моих пиитических стрел. Знали, твари, что если вафлёром И чмарём обзовёт их поэт, То покроет навеки позором И заставит смеяться весь свет. И боялись меня хуже смерти Все министры, менты и воры, А потом сговорились ведь, черти, И отрыли свои топоры. Дали денег, приказ подмахнули И услали меня в Парагвай. Стал я там атташе по культуре, А работа - лишь пей-наливай. Познакомился с девкой хорошей. Хуанитою звали её, Часто хвост ей и гриву ерошил, Загоняя под кожу дубьё. Но ревнива была, асмодейка, И колдунья была, вот те крест, И при мне угрожала всем девкам, Что парша у них сиськи отъест. Целый год остальные мучачи За версту обходили меня. И тогда Хуаниту на даче Утопил я. Такая фигня. Вот иду я однажды по сельве С негритянкой смазливой одной, Запустил пятерню ей в кудель я И притиснул к платану спиной. Ну-ка думаю, чёрная стерлядь, Щас ты мне соловьем запоёшь. Вдруг откуда-то из-за деревьев Просвистел ржавый кухонный нож И вонзился девчоночке в горло - Кровь мне брызнула прямо в лицо, И нечистая сила попёрла Из густых парагвайских лесов. Мчатся три одноногих гаучо На скелетах своих лошадей, Ведьмы, зомби и Пако Пердуччо, Выгрызающий мозг у людей, И под ручку с бароном Субботой, Жгучий уголь в глазах затая, Вся в пиявках и тине болотной, Хуанита шагает моя... В общем, съели меня, растерзали, Не нашлось ни костей, ни волос, Лишь от ветра с платана упали Мой ремень и обгрызенный нос. В Парагвае меня схоронили, Там, в провинции Крем-де-кокос. В одинокой и скорбной могиле Мой курносый покоится нос. В полнолуние он вылезает, Обоняя цветы и плоды, И к девчонкам в постель заползает, Чтоб засунуть себя кой-куды.