Читать «Сонник Инверсанта» онлайн - страница 79

— Ты стал сильнее, — вынесла она резюме. Я самодовольно улыбнулся. Быть кого-то сильнее всегда приятно — тем более, если речь заходит о твоих конкурентах.

— И живот твой куда-то пропал, — она ткнула меня кулаком в бок. — Ты увлекся каким-нибудь видом спорта?

Мне хотелось сказать — кем именно я увлекся, но откровенничать с этой умницей было преждевременно. А потому, оказавшись в затруднении, по старой студенческой привычке я ответил вопросом на вопрос:

— В смысле?

К слову сказать, когда-то этой идиотской присказкой переболел весь наш поток, что постоянно приводило к словесным казусам. Скажем, у кого-нибудь спрашивали:

— Который час?

Спрашиваемый тер лоб, мучительно морщился и в свою очередь вопрошал:

— В смысле?…

— А конспекты у тебя с собой?

И снова следовала та же нелепица. Вот и Аня на мою словесную баррикаду тут же фыркнула

— Спортом — это значит в смысле спорта. И ты не заговаривай мне зубы! Еще неделю назад ты был жирненьким и рыхлым, а сейчас…

— Что сейчас? — я навалился на Анну, прижавшись к ней так тесно, что она сначала прикрыла глаза, а потом бурно задышала. И в том, как она принимала меня в себя, как стискивала руками, пальцами и лоном, не было ни ханжеской безучастности, ни похотливой жадности, ни агрессии амазонки. Да и сам я себя не слишком узнавал. Верно, и впрямь было в подобных отношениях нечто особенно сладкое — в моем блаженстве за чужой счет. Впрочем, и совеститься я не спешил. Сейчас ей было хорошо — возможно, так же хорошо, как и мне, и я не видел особых препятствий, чтобы не записать эту заслугу целиком и полностью на свой счет.

Я обнял Анну крепче, обморочно прикрыл глаза. На минуту мы стали одним целым — двое, очутившиеся в одной лодке и в одной коже. Я чувствовал ее ток, и мое собственное напряжение передавалась ее мышцам. Так мы лежали довольно долго — может быть, полчаса, а может, и полдня. Только когда накал окончательно спал, а сердечный пульс снизился до приемлемого, она хрипло произнесла:

— И все-таки это не ты.

Я перекатился на ворсистый ковер и, чуточку помолчав, спокойно согласился:

— Да, это не я.

— Кто же тогда ты? Инопланетянин?

— Можно сказать и так.

— А если серьезно?

— Если серьезно, я и сам не знаю, как я сюда угодил.

— Тогда ты должен мне рассказать!

— Что рассказать?

— Все!

Я прикусил губу. Миг слияния прошел, мы остывали, как пара поставленных в холодильник кисельных стаканчиков, и она это тоже почувствовала. Порывисто сев, обняла собственные колени, не глядя на меня, попросила:

— Ну, хоть что-нибудь…

Это был приемлемый компромисс. ВСЕГО я всегда боялся. Будь то закамуфлированная ложь или «чистая» правда. Любые эталоны иллюзорны, и чистую правду могут отстаивать только глупцы и дети. Когда же говорят: «Но ты ведь не знаешь ВСЕЙ правды!», я торопливо открещиваюсь: «И не надо!..» Вполне возможно, что всей правды мне не захочется знать и в самый последний свой час. Не та это информация, за которую стоит ссориться с ближними и развязывать войны. Сама по себе правда — скучна и аморфна. В каком-то смысле это подобие академической оценки, которую нахальные индивиды пытаются давать вечности. Но вечность нельзя оценивать, как нельзя оценивать километры с килограммами и ругать атомарный кислород. Однако Ангелина испрашивала лишь малую часть правды, а на это я был всегда согласен.