Читать «Одиночество Титуса» онлайн - страница 30

– Там, откуда я происхожу, никакого лоска нет. Или ты забыл трущобы, сползающиеся к моему двору? Забыл толпу у реки? Забыл тамошний смрад?

– Я помню запах твоей машины, – ответил Титус, – резкий, как у кислоты, густой, как овсяная каша.

– Сука она, – откликнулся Мордлюк, – и пахнет как сука.

– Я не могу в тебе разобраться, – сказал Титус – В тебе, с твоими акрами огромных клеток, дикими кошками, волками и хищными птицами. Я видел их, но они мало что мне объяснили. О чем ты думаешь? Почему на твоем плече красуется, как иностранный флаг, обезьянка – что это, символ или вызов? То, что происходит в твоей голове, мне доступно не больше, чем происходящее в этом крохотном черепе. – И Титус, нащупав в темноте обезьянку, пальцем погладил ее. А после уставился во мглу, часть которой составлял Мордлюк. Ночь казалась темной как никогда.

– Ты еще здесь? – спросил Титус.

Прежде чем Мордлюк ответил, протекло двенадцать долгих секунд.

– Здесь. Все еще здесь, вернее, какая-то часть меня. Остальное стоит, облокотясь о поручни корабля. Воздух наполнен пряными ароматами, фосфорически светится глубокая соленая вода. На палубе я один, и больше некому смотреть, как луна выплывает из облака, осветив череду пальм, будто некое шествие. Я вижу, как смутно-белый прибой ударяет о берег; и вижу, и запоминаю человека, бегущего, подняв над головой руки, по освещенной луною полоске песка, и тень его бежит рядом, подергиваясь, когда он убыстряет бег, потому что берег неровен; но тут луна снова заходит за облако, и весь мир становится черным.

– И кто это был? – спросил Титус.

– Откуда ж мне знать? – ответил Мордлюк. – Кто угодно. Быть может, и я.

– Зачем ты рассказываешь мне все это?

– Тебе я ничего не рассказываю. Я рассказываю себе. Мой голос, скрипучий для чужих ушей, мне представляется музыкой.

– У тебя грубые манеры, – сказал Титус, – но ты дважды спас меня. Почему ты мне помогаешь?

– Понятия не имею, – ответил Мордлюк. – Наверное, в уме повредился.

Глава тридцатая

Дверь отворилась беззвучно, и все же это изменило комнату за ними – изменило достаточно, чтобы породить и в Титусе, и в его спутнике настороженность, которой сознание их не отметило.

Нет, ни даже тени звука, ни проблеска света. И все-таки чернота за спинами их ожила.

Мордлюк и Титус повернулись одновременно – повернулись, как оба полагали, лишь из потребности размять затекшие мышцы.

На самом-то деле оба едва ли заметили, что повернулись. Они почти ничего не видели в наполненной ночью комнате, но когда миг спустя в их сторону двинулась женщина, она понесла с собою из смежного зала толику света. Собственно освещением назвать это было нельзя, однако света хватило, чтобы показать Мордлюку и Титусу, что слева от них, совсем рядом, стоит полосатый диван, а на другой стороне комнаты – так сказать, на авансцене, если считать ночь зрительным залом, – помещается высокий экран.

Заметив, что дверь открылась, Мордлюк сдернул обезьянку с плеча Титуса, правой ладонью стиснул ей челюсти и, держа зверушку в четырех футах перед собой, беззвучно пронесся через комнату и скрылся за высоким экраном. Избавленный от зверька Титус через мгновение присоединился к нему.